А повесть между тем становится все мрачнее, рассказывать ее все тяжелее. Иногда, задумавшись о возлюбленном мною Артуре в зените славы, я вижу словно бы солнечный полдень, и однако ж, как быстро сгущаются тучи! Позже – до этого мы еще дойдем – тучи расступились и солнце вновь согрело мягким светом горизонты, а после наступила ночь – и солнца мы уже не видели.
Не кто иная, как Гвиневера, омрачила полуденное солнце. Это случилось во время мятежа, когда Ланселот, коего Артур почитал другом, попытался захватить трон Думнонии. Ланселота поддержали христиане, одураченные своими вождями, и епископом Сэнсамом в том числе: христианам внушили, будто их священный долг – очистить страну от язычников и подготовить остров Британия ко второму пришествию Господа Иисуса Христа в году пятисотом. А еще Ланселоту помог саксонский король Кердик: он обрушился на наши земли и прошел с войском вдоль долины реки Темзы, рассчитывая разделить Британию надвое. Если бы саксы достигли моря Северн, вот тогда северные бриттские королевства и впрямь оказались бы отрезаны от южных, однако ж, милостью богов, мы разгромили не только Ланселота и его христианский сброд, но и Кердика. Правда, в ходе этой войны обнаружилась измена Гвиневеры. Артур застал ее обнаженной в объятиях другого, и словно бы солнце зашло с его небосклона.
– Ничегошеньки не понимаю, – пожаловалась мне однажды Игрейна в конце лета.
– Чего ты не понимаешь, милая госпожа? – спросил я.
– Артур ведь любил Гвиневеру, так?
– Любил.
– Так как же он мог не простить ее? Я же простила Брохваэля за Нвилле.
Нвилле была полюбовницей Брохваэля, однако подцепила какую-то кожную болезнь и лишилась всей своей красоты. Подозреваю – хотя напрямую я не спрашивал, – что Игрейна прибегла к наговору, дабы наслать недуг на соперницу. Моя королева, возможно, и зовет себя христианкой, однако христианство – не та религия, что дарует своим приверженцам сладость мести. Для этого надо пойти к старухам: старухи знают, какие травы собрать и какие заклинания прочесть под убывающей луной.
– Ты простила Брохваэля, – кивнул я, – но простил бы Брохваэль тебя?
Королева поежилась:
– Конечно же нет! Он бы сжег меня заживо: таков закон.
– Артур мог бы сжечь Гвиневеру, – согласился я, – и многие ему это советовали, но он и впрямь любил ее, любил страстно, вот поэтому не смог ни казнить ее, ни простить. Во всяком случае, поначалу.
– Ну и глупец! – отрезала Игрейна. Она совсем юна и судит с блестящей безапелляционностью юности.
– Он