– И вы знаете, где остановились Невилль и Кадудаль и можете привести их ко мне?
– Да, гражданин консул. Впрочем, они придут сами. Мне вмешиваться здесь неудобно, ибо у них есть пропуск, подписанный вами.
– Кто же им его дал?
– Мадам Бонапарт.
Первый консул с минуту подумал.
– Да, – начал он медленно, – Жозефина всегда имела связи с роялистами. В глубине души она чувствует благосклонность к принцам. Якобинцам это известно, и вот откуда, между прочим, их ненависть ко мне. Но я сломлю и монтаньяров и шуанов, но я не хочу и монархии!
– Бурбонов? – с тонкой улыбкой спросил Фуше.
– Ничьей! После того как утверждено право народа, во Франции не должно быть Божественного права. Но я должен выслушать предложения претендента…
– Следовательно, что бы ни случилось, я должен пока оставаться в бездействии?
– До получения подробных сведений.
Фуше понял, что разговор окончен, и встал. В эту минуту лакей внес круглый столик, за которым консул обыкновенно завтракал в своем кабинете. Черное лицо Рустана мелькнуло в соседней комнате, около двери засуетились лакеи. Приближалась мадам Бонапарт. Она тщательно выбрала свой туалет. Стройная и изящная, она шла с полузакрытыми глазами и с улыбающимся лицом. Физиономия первого консула, ожидавшего слез и бурных сцен, прояснилась.
Он снисходительно посмотрел на жену и, показывая ей место, сказал:
– Садись, Жозефина.
Удостоверившись, что они одни, он дал волю своему неудовольствию:
– У тебя опять долги? Опять мотовство? Опять твои дела в беспорядке? Я этого терпеть не могу. Поощрять роскошь – это так. Это моя политика. Но плати за то, что ты покупаешь. У тебя вкус к тряпкам. Покупай драгоценные камни, золотые вещи. Но соломенные изделия или стекло! У тебя вкус негров, твоих родичей! От всего этого остается только пыль да счета. Я этого больше не хочу.
– Как ты сердит сегодня!
– Потому что ты подаешь дурной пример, которому следуют окружающие меня. Вот Ланн, не попросив ни разрешения, ни кредита, сделал новые мундиры для консульской гвардии. Кто будет платить за это? Я приказал взыскать с него. Вследствие своего скверного характера он теперь дуется на меня и не разговаривает со мной. Могу я распоряжаться или нет?
Жозефина поднесла платок к глазам. Это было у нее обычным средством. Бонапарт, быстро съедая каждое кушанье, которые подавались на стол разом, мало-помалу стал смягчаться:
– Ну, не плачь! Я заплачу. Но не делай этого в другой раз. Подражай в скромности и послушании твоему сыну. Евгений может служить примером. Мне ни разу не пришлось сделать ему замечания. Он порядочный малый и лучший солдат моей армии.
– Он знает,