– Сегодня здорово холодно, правда?
Девушка улыбнулась.
– Да, очень.
Он заметил, что у нее пышные русые волосы, короткий прямой нос, большие серо-синие глаза, веселый, открытый взгляд; на груди был приколот букет фиалок.
– Мм… – начал он, – я оставил там свою шляпу.
– Забавно!
При звуке ее негромкого чистого смеха что-то шевельнулось вдруг в Бобе Пиллине.
– Вы хорошо знаете этот дом?
Она покачала головой.
– Чудесный дом, правда?
Боб Пиллин, который этого не находил, ответил неопределенно:
– Вполне о’кей.
Девушка откинула голову и снова рассмеялась.
– «О’кей»? Что это такое?
Боб Пиллин увидел ее белую округлую шею и подумал: «Какая она прелесть!» Потом, набравшись смелости, сказал:
– Моя фамилия Пиллин. А ваша – Ларн, не так ли? Вы родственница мистеру Хейторпу?
– Он наш опекун. Славный старик, правда?
Боб Пиллин вспомнил, как старик едва слышно пробормотал что-то вроде: «Ну, теперь держись!» – и уклончиво ответил:
– Ну, вы-то его лучше знаете.
– Разве вы не внук ему и не родственник?
Боб Пиллин не пришел в ужас от этого предположения.
– Да нет, мой отец и он – старые знакомые. Вот и все.
– А ваш папа такой же, как он?
– Н-не совсем…
– Жалко! Если бы они были вроде двойников – вот было бы забавно!
Боб Пиллин подумал: «Ого, у нее острый язычок! Как ее зовут?» Потом спросил:
– Как ваши крестные нарекли вас?..
Девушка снова рассмеялась, – казалось, все вызывало у нее смех.
– Филлис!
Может быть, сказать: «Вот имя, которое я люблю»? Нет, лучше не надо! А может, все-таки стоит? Если упустить момент, то никогда уж не встретить ее! Он сказал:
– Я живу в доме на краю парка, в красном таком, знаете? А вы где?
– Я далеко, Миллисент Виллас, двадцать три. Я ненавижу наш убогий домишко. Но мы там очень весело живем.
– Кто это «мы»?
– Ну, мама, я и Джок. Ужасный мальчишка! Вы даже представить себе не можете. И волосы у него почти рыжие. Когда состарится, он, наверное, будет таким же, как дедушка Хейторп. Нет, Джок просто невозможен!
Боб Пиллин пробормотал:
– Интересно было бы познакомиться с ним.
– Правда? Я спрошу у мамы, не разрешит ли она. Но вы сами не обрадуетесь. Он вечно вспыхивает, как фейерверк.
Она откинула голову, и у Боба Пиллина снова поплыло все перед глазами. Взяв себя в руки, он спросил, растягивая слова:
– Разве вы не пойдете повидаться со своим опекуном?
– Нет, у мамы к нему секретный разговор. Мы здесь в первый раз. Чудак он, правда?
– Чу-дак?
– Ну да! Но он очень хорошо ко мне относится. Джок называет его последним стоиком.
Из кабинета старого Хейторпа крикнули:
– Филлис, поди сюда!
Этот