– Да внук чей-нибудь припрятал в тяжелые времена… видать дневник-то забрали недавно, а лист вывалился. Я-то вообще про кавказскую компанию ничего не слышал. Первая мировая, понятно, как повелось – с немцами.
– Турки были союзниками Германии, – назидательно заметил Бочкарев.
– Ничё не читал, – Самсонов помотал головой.
– А Юденич Николай Николаевич командовал кавказским фронтом. Большевичкам и в кошмарном сне не могло привидеться, что память о нем сохранится. Они ведь и сдали Эрзерум вместе с пол-Россией по Брестскому договору. Кто ж позорные страницы будет афишировать?
– Да-а-а, была страна. Держава! – брови Самсонова поднялись.
– Потом все эти казачки в Европе джигитовкой зарабатывали, – с досадой произнес Виктор.
– А моя бабушка, помню, всё повторяла: лишь бы не было войны.
– И у меня мать.
– Как-то смотрел передачу… там сын Юрия Никулина, прошедшего со своей пушкой от «финской» до парада победы всю «отечественную», вспоминает, что тема войны была для отца запретной. А почему?
– Неприятно, наверное, – Бочкарев пожал плечами.
– Думаю, всё не так просто. Любая война грязная с обеих сторон. Бесчеловечным, жестоким становится каждый. Хотя бы раз. В какой-то момент тебя вроде как «пробуют» на человечность – поддашься или нет. Останется что, или пойдет прахом, переступишь.
– А освободительная, «народная» война?
– Не… никакой «священной» войны быть не может. Даже в «патриотизме» полно зла и мерзости… допинг своего рода. А в наградах – обман.
– Ты уж в крайности не впадай, – перебил спутник. – Патриотизм, награды…
– Э, брат сложная категория. Наитруднейшая. А что, «нацики» в Украине не патриоты? Ты им об этом скажи. Статью одну читал – там автор убежден, что всякое частное проявление патриотизма неизбежно ведет к завышению личной самооценки, а коллективное – нации. Целых три страницы посвятил! Но финал – Нюрнбергский трибунал! Рано или поздно.
– А христианство ратный подвиг одобряет!
– Ты постой, постой, это другое… а вот о книге – там герой размышлял, размышлял, да складно так, убедительно, а потом как брякнет о патриотизме, я даже запомнил: «Его могилу я разрыл по пояс, и, обалдев, почувствовал – себе». Во как!
Бочкарев махнул рукой:
– Брось!
– Да я шучу… не так там. «Свой жизни путь пройдя до половины, я обернулся и… остолбенел!»
– Ты про награды начал, чем не угодили?
– Однажды