– А ты почему, Вань, Сталин то?!
– Чего?… – Иван опешил – такое откровение на него за всю его жизнь, может быть, впервые обрушилось, а его не то что не поддержали, а просто в сторону увести пытаются. Всмотрелся в Хлыста, но споткнувшись о его, какой-то необычный, будто отцовский переживающий, взгляд, и сам проникся еще большей теплотой.
– Сталин, говорю, почему твоя фамилия?
– А это тут причем? Аааа… – длинная история. Я о батюшке…
– Вот и я о нем, я ведь понял почему – он Божий! Вот поднимется кто-нибудь и крикнет: «Кто Господень, – ко мне!» 10– он ведь первый пойдет, и с радостью погибнет… А вот я…
– Да и я…
– Покайтесь, братья!… – Неожиданно твердо и резко прозвучал почти незнакомый голос, лежащего. Оба опешили, будто перед Крестом на Голгофе неожиданно оказались, и как-то не задумываясь, одновременно прохрипели:
– Каюсь…
– Каюсь, грешен, отче!…
– Давно ли исповедовались и причащались?
– Давно…
– Ни разу…, как-то…
– Горе мне, коль не сподвигну на это… Эх, подсобить чем… – Священник пошевелился, но сил хватило только на бок перевернуться. Рука вывалившись из под одеяла, выпала из манжета рубашки, задержавшейся о матрац, оголив анатомическую четкость, подробности строения, будто без кожи, с просвечивающимися венами и мышечными волокнами, что резанул по глазам… Повиснув бессильно и бесконтрольно, она оканчивалась благословлением со знаком из сложенных пальцев «Ис. Хр.», то есть Иисус Христос, чем обыкновенно благословляют священники паству.
– Слава Богу! Вы ведь тоже немощны…, надеюсь ни как я… Скоро мне к Отцу моему, скоро…, благословляю вас…, обоих…, исповедуйтесь.
– Сейчас?
– Как получится…, можете сейчас, а может подготовиться, подумайте, день от дня повспоминайте всю жизнь…, к вечеру…, к вечеру половчее буду, тогда, если Господь управит, а нет, так… – просто знайте: первая возможность для этого, последней оказаться может, не откладывайте! Господь с вами – Он всегда между говорящих о Нем… Стоите ли, сидите ли, идете ли, а все перед ним будьте и думайте… – Он то каждого знает и от каждого ждет… Благословляю… – Пальцы нечаянно стали расслабляться, меняя конфигурацию знака, но человек, то ли усилием воли, то ли веры, собирал их вновь в нужную геометрию, что-то шепча, пока совсем не отключился. Под кожей тонких век