Несомненно, это было большой удачей для Фебы, заработок которой утроился, а работа была легкой в хорошо устроенном домохозяйстве Корта; таким образом, она так же стала объектом зависти, как и госпожа в высших кругах.
Мужчина, сидевший на обвалившемся деревянном срубе колодца, встрепенулся, когда служанка госпожи вышла из тени лип и встала перед ним посреди травы и кустарника.
Я уже говорила, что это было уединенное местечко, закрытое со стороны сада, – его можно было увидеть только из окон мансарды крыла дома.
– Феба, – заговорил мужчина, складывая нож, которым он остругивал столбик для забора, – ты подкралась ко мне так тихо и незаметно, что я подумал, уж не злой ли ты дух. Я шел дальней дорогой через поля и решил здесь отдохнуть, прежде чем зайти в дом.
– Из окна моей спальни виден колодец, Люк, – ответила Феба, показывая на открытое решетчатое окошко на одном из фронтонов. – Я увидела, как ты тут сидишь, и спустилась поболтать; лучше поговорить здесь, чем в доме, где повсюду полно ушей.
Люк был крупный, широкоплечий, глуповатый на вид деревенский увалень около двадцати трех лет. Его темно-рыжие волосы низко нависали надо лбом, из-под сросшихся густых бровей сверкали зеленовато-серые глаза, нос был большой и прямой и в очертаниях рта было что-то грубое и хищное. Румяный, рыжий, с бычьей шеей он не был лишен сходства с крепкими быками, что паслись на лугах Корта.
Девушка присела рядом с ним на деревянный сруб и одной рукой обняла его за толстую шею.
– Ты хоть рад меня видеть, Люк? – спросила она.
– Конечно, козочка, – неуклюже ответил он, снова открывая нож и продолжая остругивать кол для забора.
Они были двоюродными братом и сестрой, в детстве вместе играли, а в юности полюбили друг друга.
– На вид ты не больно-то рад, – заметила девушка. – Ты бы хоть посмотрел на меня, Люк, и сказал, пошло ли путешествие мне на пользу.
– Румянца оно тебе не прибавило, это уж точно, – ответил он, взглянув на нее из-под низко нависших бровей. – Ты все такая же бледная.
– Но говорят, что путешествие делает людей светскими, Люк. Я была в Европе с госпожой в разных интересных местах, и ты знаешь, в детстве дочери сквайра Гортена немного учили меня говорить по-французски, и было здорово, что за границей я могла разговаривать.
– Светскими! – хрипло рассмеялся Люк. – Да кому нужно твое благородство, хотел бы я знать? Во всяком случае, не мне; когда ты станешь моей женой, у тебя останется не очень-то много времени для благородных манер. Скажет тоже – французский! Когда мы скопим денег, чтобы купить ферму, ты, наверно, будешь парлевукать с коровами?
Она закусила губу и отвела взгляд в сторону. Он продолжал остругивать свою деревяшку, что-то насвистывая себе под нос и больше ни разу не взглянув на нее.
Некоторое время они сидели молча, но затем она снова заговорила, все еще не глядя на своего собеседника:
– Как чудесно было мисс