Из приведенных документов видно, что этот небольшой поселок создали в 30-е годы прошлого века, его жители рубили лес и складывали в плоты, а потом сплавляли вниз по реке Каме. Так и возник поселок Керчевск – лесосплавный рейд.
Зимой, когда река Кама замерзала, заядлые рыбаки делали проруби и ловили рыбу. Для перевозки леса использовали лошадей тяжеловесов и сани, на которые укладывали тяжелые бревна. В разгар лета на реке устанавливали специальные приспособления, на которых делали плоты, и потом сплавляли их вниз при помощи речных пароходов. Такие картины я наблюдал до лета 1956 года, когда в августе мы всей семьей навсегда покинули поселок моего детства. Но остались воспоминания, которые живут во мне все эти годы. Детство, каким бы оно ни было, никогда не забывается. Поэтому и я дорожу им и порой возвращаюсь назад в прошлое, вспоминая суровый климат Северного Урала. Оценку ему даешь, лишь когда по-настоящему узнаешь, что такое жизнь.
Детские годы с Марией
С того времени, когда стал мало-мальски разбираться в жизни и знакомиться с окружающим миром, я ощутил всю мерзость острых шуток зеков, отбывающих наказание в этой уральской глубинке и почувствовал свою незащищенность, но при этом всегда был с Марией. Закрытый поселок населяли потомки аборигенов мордвы и заключенные, которые жили вдали на другом берегу реки Камы.
В те годы здесь стояли трескучие морозы, доходившие до 40–45 градусов. Зимой были невыносимые холода, а весной и летом не давали покоя комары-кровососы. От их укусов чесалась кожа, на почве которой распространялись кожные заболевания. Болели не только дети, но и взрослые. Для моего детского питания Мария приобрела козу, которую ласково звала Муськой. В год один раз коза давала приплод, а также молоко, на котором мать варила мне кашу. Кроме того, из села Новая деревня, находившегося в нескольких километрах от нас, к нам летом приезжала полная женщина с большой корзиной черники, из которой на общей печи во дворе готовила варенье.
Первую пробу пенистого горячего варенья она подавала мне и что-то хотела сказать, но не могла, и вместо связной речи, я слышал какое-то шипение и мычание. Как мне потом рассказали, эту женщину тоже звали Марией, а люди, хорошо знавшие её семью, называли ее Матреной. Она была немой и очень напуганной женщиной. Она обычно появлялась у нас в самые трудные минуты – когда мне нездоровилось или надо было сделать хозяйские заготовки на зиму. Тут она всем показывала класс.
А Мария, пережившая большую семейную трагедию, иногда забывалась и безудержно говорила несвязные слова. Им никто не придавал значения. Я всего этого не знал, но мне было всегда хорошо с ней. Она была всегда ласковой, улыбалась, общалась со мной, рассказывала различные истории, которые были похоже, скорее всего, на сказку прошлых лет. Никогда не оставляла меня одного дома, брала с собой даже на уроки рукоделия в школу. Так с раннего детства