– Нет, – ответил Тарик, но без особой убежденности. Он все еще не мог отвести взгляд от рюкзака Сауда. – Должно быть, магия усилилась с тех пор, как наложили проклятие. Наших родителей оно поражало не так быстро, даже сразу после дня рождения принцессы.
– Вы как? – спросил Сауд, закидывая рюкзак на плечи. – Готовы идти дальше?
По правде сказать, телом я был готов, но разум мой впервые четко осознал, что за болезнь убивала мою мать. Она всегда скрывала это от нас, даже когда отец Тарика, а вслед за ним и мать Арвы умирали в пустом шатре. Она никогда не позволяла нам увидеть всю мощь болезни, прочувствовать сковывающий легкие страх. Теперь же я чувствовал его в собственной груди, а взглянув на Тарика, увидел, что его плечи все еще судорожно вздымаются.
– Я готов, – сказал я.
– И я, – отозвался Тарик, все еще бледный, но полный решимости. Арва кивнула.
Мы шли медленно, хотя земля была ровная, а воздуха снова было достаточно. Сауд шагал впереди и не торопил нас. Я замыкал шествие, хотя, признаюсь, не очень внимательно следил за дорогой, погрузившись в собственные мысли.
Я всегда носил с собой веретено. Хотя моя любовь к нему чередовалась с ненавистью, оно всегда было у меня в кармане, за поясом или в рюкзаке. Когда нам было нечего есть, у меня было веретено. Когда я злился на мать или на Маленькую Розу, у меня было веретено. Я расставался с ним только на время схваток, когда животная энергия шеста или ножей овладевала мной, превращая меня в инструмент для искусства иного рода. Веретено весило немного, даже с пряслицем, но я всегда чувствовал его на себе, а теперь его не было, и я чувствовал его отсутствие.
Вот какой груз пришлось нести моей матери весь последний год в Харуфе, когда она осталась там из любви к королеве. Сохранить веретено и чувствовать, как болезнь сковывает ее легкие, или отказаться от него и обречь себя на вечные поиски? Я провел без своего веретена едва ли час и уже сходил с ума от желания получить его обратно. Как она это выдержала? Как ей удалось вынести эту тоску по своему ремеслу, пока она не добралась до Камиха, где снова смогла работать?
Я чуть не упал, когда до меня дошло: она и не прекращала прясть. Она пряла для короля с королевой, для Маленькой Розы, хотя понимала, что это убивает ее. Она не смогла остановиться. Даже после того, как это запретили. Она пряла и пряла, разматывая саму себя, пока наконец не пересекла границу, неся в груди болезнь, которая истощала ее с каждым вздохом. Она выполнила свой долг – нет, даже перевыполнила, – и перенесла болезнь через горы, где та продолжала ее убивать. Я пожалел, что не был добрее к ней.
Дни проходили более-менее благополучно. Мы шли и шли, и в дороге нам всегда было чем себя занять. Вечерами же было сложнее. Сауд точил ножи до тех пор, пока скрежет железа о точильный камень не становился невыносимым и Арва не упрашивала его прекратить, чтобы она могла отдохнуть в тишине. Но тишина была еще