У меня было несколько вариантов военной хитрости, которые, впрочем, не отличались особым коварством. Можно было создать иллюзию бурной деятельности, раскидав землю в радиусе нескольких ярдов от пня (скажем, до парников с латук-салатом). Можно было сломать кирку и лопату, но тогда мне пришлось бы объясняться с отцом. Самое гениальное, что я придумал – хотя от этой идеи пришлось отказаться за неимением пилы или хотя бы ножовки, – это спилить пень как можно ближе к земле и присыпать его землей. («Ой, дядя, прости, ты же не говорил, что мне нужно выкорчевать этот пень, – мне показалось, ты попросил меня что-то придумать, чтобы ты не спотыкался об него в темноте».)
Наконец в качестве компромисса я избрал тактику выжидания. Я выкопал широкую траншею вокруг пенька, по ходу перерубая лопатой длинные и тонкие корешки, но при этом не трогая более или менее толстые корни, на которых пенек, собственно, и держался. Я не работал, а скорее прикалывался – махал киркой с маниакальным упорством, не пошел пить чай, якобы заработавшись, и в конце концов добился-таки того, что дядюшка сам вышел в сад.
– Не простудись! – крикнул я, когда он подошел. – Здесь прохладно, если не шевелиться.
– Просто пришел посмотреть, закончил ты или нет. Господи, черт меня раздери, что ты делаешь, болван?
К этому времени я вырыл вокруг пня траншею в фут шириной и глубиной почти в три штыка.
– Пытаюсь его подкопать, – пояснил я с видом профессионального землекопа. – Когда ты сказал, что корни могут уходить глубоко в землю, я решил, что сперва нужно сделать глубокий подкоп, чтобы потом было легче извлекать. Вот я уже сколько достал. – Я с гордостью указал на жалкую кучку тонких, как прутики, корешков.
– Ах ты, умник! Дебил малолетний! – заорал на меня дядюшка. – Подставь тебе поросячий зад, и ты знать не будешь, чего с ним делать.
– Чай уже готов, дядя? – вежливо поинтересовался я.
После чая – обычно за чаем у дядюшки я развлекаюсь тем, что наблюдаю, как дядя Артур ест имбирно-ореховые сухарики, макая их в чай; я все надеюсь, что излишне размокший сухарь плюхнется ему на кофту, – я пошел в гараж на предмет тихо повозбуждаться. Я был в том возрасте, когда думаешь о сексе практически постоянно, но если бы только думаешь. Дай только малейший повод – и у тебя сразу встает в штанах. Сколько раз по дороге в школу мне приходилось прижимать ранец к бедрам и напряженно думать о чем-нибудь посторонне-нейтральном – например, повторять про себя грамматические правила, – чтобы снять ощутимое, и весьма ощутимое, возбуждение. Объявления из серии «требуются специалисты с ОПЫТОМ работы», псевдоисторические рассказы о древнеримских цирках и даже, кто бы мог подумать, «Авиньонские девушки» Пикассо – все это действовало на меня возбуждающе и заставляло украдкой лезть в карман брюк, чтобы подправить бугор.
В