– Да что же это, Дмитрий Иваныч! – едва не плача завопил красный, как мак, Кузьма.
– Сказала, что ты – отличный экземпляр. Купить хочет, – пояснил тот.
– Как это, купить? Нет у них такого права! Да и зачем я ей?
– Права, может, и нет, но уже, похоже, купила! Вон, смотри, мужик расплачивается! А зачем… Там разберешься!
Мешочек с монетами перешел в руки старшого. Младший хозяин снял Кузю с общей цепи. За наручники привязали веревку. Другой конец взял мужик в плаще. Потянул, жестом пригласил новокупленного раба следовать за процессией. Кузя уперся. Тогда новый хозяин, ни секунды не колеблясь, огрел его тяжелым кнутовищем поперек спины, аж гул пошел. Старый хозяин, осклабясь, тоже вытянул парня кнутом. Не сильно, впрочем, но на спине вспух рубец! Ни фига себе, кино! Бывший телохранитель обернулся, на лице у него была боль и растерянность. И тут Мите стало по-настоящему страшно: впервые за много лет он оставался сам по себе. Папаня! Тимофеич! Где вы? Какие тут шутки, понимаешь! На похищение и киносъемку все происходящее уже совсем не походило. Тогда что, розыгрыш? Но ради чего? И кто? Да и слишком все серьезно, чтобы быть розыгрышем. И мухи всерьез, и Кузю огрели не шутейно, и… да, вообще, все! Латынь… непонятно.
Тем временем солнце поднялось высоко. По ощущениям, было около полудня. Время обеда, или как? У фонтана трое пацанов лет семи-восьми играли во что-то вроде лапты. Играли азартно, даже подрались один раз. С кислым выражением на лице, посмотрев на солнце, старшой дал пригоршню монет сыну и тот принес несколько ковриг хлеба. Разломав каждую пополам, вручил непроданным рабам. Ещё одну ковригу подал нищей старухе, сидевшей у храма. Та громко произнесла благословение: что-то о милости богов дающему щедро купцу. Митя взял свою пайку. Хлеб был серый, душистый, теплый. Видимо, из муки грубого помола и с отрубями. Вкусно, а может это с голодухи? После еды всех напоили, и по одному сводили в сортир – обычную дощатую будку на краю базара, без двери, с дерюжной занавеской.
Попозже продали ещё одного парня, видимо, за небольшие деньги, так как хозяева долго ругались и Митя уловил слово «недостаточно». Ценообразование оставалось загадкой.
Наконец, подошла и его очередь. Подошли двое. Один – одетый богато, с перстнями на пальцах, пожилой, полный. Другой – лет тридцати, в кожаном нагруднике и кожаных же крагах на предплечьях. Волосы длинные, забраны в конский хвост. На поясе короткий меч. Военная, короче видуха. Сходу тот, который с мечом, ткнул пальцем в Митю. Пожилой одобрительно покивал, спросил что-то у хозяина. Старшой, насколько понял Митя, ответил в том смысле, что раб этот – чужестранец, отловлен вчера,