одно на уме, где деньги, куда мы их прячем! Да что они думают? До трусов нас разденут, поверьте! А как только я заикнулась, что мы в город уедем из этой поганой дыры… Вы бы слышали, какой тут поднялся хай!.. Мол, такие мы и сякие, и что мы воображаем!.. Короче, достала нас эта жизнь! Правда, Мари, достала?!” Но младшая отмахнулась: “Да хватит тебе, не гони пургу! Надоело – вали отсюда, никто тебя здесь не держит!” Старшая так и взвилась: “А ты только того и ждешь, чтобы я слиняла?! Верно я говорю? Чтоб одной гужеваться тут? Не дождешься! Если я отвалю, и тебя с собой прихвачу!” Младшая скорчила насмешливую гримасу: “Ну хватит, не ной, а то я сама сейчас зареву!” Старшая хотела было опять обрушиться на нее, но остановилась на полуслове, зайдясь хриплым кашлем. Они безмолвно курили у затухающего костра. “Ничего, Мари, сегодня тут будет навалом денег! – прервала молчание старшая из сестер. – Ого-го, что тут скоро начнется, вот увидишь!” Но та ответила ей раздраженно: “Что-то долго их нет. Здесь что-то нечисто, мне кажется”. – “Да брось ты, не заморачивайся. Я Кранера знаю, да и всех остальных. Он, как явится, так и бросится к нам сюда с писькой наперевес, так всегда было, так и теперь будет. Неужели ты думаешь, что он им все отдаст?!” – “Что за деньги? – встрепенулся тут доктор. – Вы о чем говорите?” Старшая нетерпеливо махнула рукой: “Да неважно, вы грейтесь, доктор, и ни о чем не думайте”. Немного еще посидев, он попросил у них несколько сигарет и сухие спички и стал спускаться по лестнице. До выхода он дошел без проблем; через приоткрытую дверь дождь захлестывал внутрь помещения. Головная боль немного утихла, прошло и головокружение, но все так же щемило в груди. Глаза его быстро привыкли к темноте, и теперь он уверенно ориентировался на тропе. Несмотря на свое состояние, шел он довольно быстро, только изредка задевая за куст или ветку; он шагал, отворачиваясь, чтобы дождь не так сильно хлестал в лицо. Под навесом бывшего тока он приостановился, но потом, чертыхнувшись, продолжил путь. Впереди и сзади было темно и тихо. Громко кляня жену Кранера, он придумывал разные способы мести, о которых тут же и забывал. Он опять устал, временами ему казалось, что надо немедленно сесть, иначе он рухнет на землю. Он свернул уже на дорогу, что вела к корчме, и решил больше не останавливаться, пока не дойдет до нее. “Осталось каких-нибудь сто шагов”, – подбадривал он себя. Из двери и небольшого окошка корчмы в кромешную тьму падал свет надежды, по которому было легко ориентироваться. Корчма была уже до смешного близко, когда доктору, не сводившему глаз со света, показалось вдруг, что он вовсе не приближается, а скорее отдаляется от него. “Ничего, это временное, сейчас пройдет”, – подумал он, на минуту остановившись. Он поднял глаза к небу, шквалистый ветер окатил его лицо водой. Он чувствовал, что нуждается в чьей-нибудь помощи. Но слабость – так же внезапно, как появилась, – прошла. Он свернул с тракта и был уже перед дверью корчмы, когда услышал снизу чей-то тоненький голосок: “Дядя доктор!” Вцепившись в полу его пальто,
