Морда отпетого маньяка,
без коньяка выпущенного из гастронома,
– Отвали!
Студнем дрожат глаза.
Яд в подгузниках хромосом.
Кома.
Зымысел глух и стрекочет в мошонке.
Трахать лобковый пух?
– Полноте.
Сколько раз назвала дураком?
Скотч на щеках.
Столбик водопроводный в руках.
Босоножка без шпильки.
Невеста Хеллоуина
Ужаса
деревянный озноб —
хелло, Хеллоуин,
мертвяк и сноб —
три па зеленой
кики-муры,
в куске вагины
ногтем ноги,
ура!
Смелее,
откинь вуаль —
невесты сгнившей
узришь печаль
и желтый спорыш
в норе ноздри,
а кто в зрачках —
лучше не смотри.
Прозектор
В руках ассистента – хирурга
возмездие сонным лжецам,
паталогам и демиургам,
научным хмырям и скопцам.
Безумнейший страх не остудит
его ослепительный фас,
лишь в полночь будильник разбудит,
спешит наверстать скорбный час.
Не брезгуя призрачной гнилью
под сферой больничных зеркал,
припомнит, как кофе с ванилью
над шлюхой убитой лакал.
Не воскрестил, лишь забвенью
не предал заоблачный лик,
но понял, что нет места тленью
в том мире, где рай невелик.
Пусть когти уверенных гарпий
содрали со щек трупный грим,
усмешка сквозная, как скальпель
сверкает над телом нагим.
Крематорий
Печь не сработала,
перегорели пробки,
жареное дух не наполнил
молекулами этила стопки.
Но когда из мертвого глаза
по щеке скатилась слеза,
растопник ее не заметил:
пить на рабместе нельзя.
Лишь галочкой в строчке пометил.
А птичка, с журнала взлетя,
села на мертвые брови,
предельно отчету вредя.
– Галка, лети на место!
Нету в покойниках боли!
Пальцем слезу потрогал:
– Конденсат, что ли?
«Чудеса невозможны…»
Чудеса невозможны.
Афродита, вынутая из волн,
не дыша —
под скальпелем садомазы,
включается в гонку порн —
ографий
и наркотическое забытье —
после того, как под призмой пил
измазохОстят ее.
Чтиво пьес – вне регресса,
Ужас взлетает, увы,
на карусели прогресса,
где рельсы экстрима кривЫ.
Сломанный свежий нейл-арт
Взмах топора
рассекает рассвет пополам,
тромбами сгустков
удавлен анал комара.
Сел