Он иронически продолжал, в тон ему:
– Университеты, которым не находилось порядочных русских профессоров и в которые профессора приглашались из немцев, не знавших ни звука по-русски, так что их слушатели по этой причине понять не могли, а право на чин возмутило всех тех, кто чинов доискивался низкопоклонством и лестью и кто в учении по этой причине видит хуже чем якобинство, сам ничему не желая учиться.
Каверин расхохотался, чуть не до слёз:
– Эк забрало тебя! Да много ли их? Одни старики. Стоит ли об стариках толковать?
Он гневно воскликнул:
– Не одни старики! Случаются прытки из молодых! Не так уж и мало, да суть дела не в том!
– Помилуй, а в чём? Ты сердит, вся суть дела в том.
– Я точно, ужасно сердит. А суть дела в том, что и нынче неучи все наверху, у них власть, не у просвещённых людей, и по милости неучей все указы остаются, как водится, на бумаге, хоть плюнь, а к многим замыслам даже нельзя приступить.
– Э, да чёрт с ними, рано ли, поздно ли, место неучей заступят иные, с новым правом на чин.
И продолжал прежним тоном, в такт словам похлопывая себя по бедру:
– Объявилось намерение улучшить положение подневольных крестьян.
Он тотчас язвительно вставил:
– Которое не было поддержано ни обществом, предовольным французскими фраками, ни этими вельможами прежних времён, которые отродясь ничему не учились, ни даже молодыми соратниками самого государя, которые учились кое-чему, ни, кажется, даже самими крестьянами.
Каверин только на его филиппику улыбнулся, словно бы великодушно прощая неуместную эту горячность, когда вся беседа исключительно философски велась:
– Сперанский приглашён был для составления конституции.
Эта улыбка, эта настойчивость заблужденья бесили его, и он всё язвительней возражал, сверкая злобно глазами:
– И вскоре был сослан без следствия и суда по наветам прежних вельмож[28].
Каверин лукаво прищурился:
– Дух преобразований слышался в этих первых шагах молодого правителя, воспитанного республиканцем Лагарпом на творениях Руссо и Мабли[29].
Он ядовито отрезал:
– Свежо предание, да верится с трудом.
Каверин вдруг посерьёзнел и подался вперёд:
– Ага, забирает! В том и состоит моя мысль. Возбудив этот соблазнительный дух, правительство не провело никаких серьёзных положительных преобразований, даже напротив, слишком скоро поворотило назад, точно перепугалось своих же собственных добрых намерений. О законности и справедливости было забыто. На место конституции нам дан Аракчеев с открытыми