– Но ведь Крюкова-то здесь же своим старинам выучилась! Это она по мужу Крюкова…
– Да знаю, знаю, как не знать! Аграфена-то Матвеевна отдана была насильно, на лодке увезли. Так отец еще за косу из подполья тянул ее, из избы волоком. Да и жила нехорошо… Нет, нынче про богатырей уже никто тебе не споет!
В тот же год мне все-таки посчастливилось застать Евдокию Дмитриевну Коневу в Варзуге, и Дарью Затеевну Березину в Умбе…. Но настоящих богатырских старин я не записал от них…»[45]
Открытие, что даже на родине самой Аграфены Матвеевны Крюковой забытыми оказались богатырские старины, удручало Дмитрия Михайловича, но с другой стороны это осознание наполняло его экспедиционную деятельность помимо чисто научного исследовательского содержания еще и высоким, столь созвучным богатырской душе Дмитрия Михайловича духовным смыслом спасения народной культуры…
«Вот я захожу к Федоре Николаевне Ковориной, дочери знаменитого Николая Ивановича Коворина, сказителя и летописца Варзуги, старой своей знакомой. Федора Николаевна сидит в своей аккуратной небольшой горнице выкрашенной и вымытой, со сверкающим самоваром и высокой прибранной постелью и вышивает кошку с тигра величиной.
– Федора Николаевна, может, вы что-нибудь все-таки помните: вот эту сказку про Яропулку…
– А, Яропулка-то!.. На свет народился… как-то там еще – хлеб за щеку, другой за другу, третий в рот, да четвертым подпихнет, – нет, не помню! У таты красивые были сказки. И записи он вел все, как какой восход, да закат когда, к какому погодью. Эти-то записи у него все взяли, приезжала экспедиция.
Прежни-то сказки про царей да царевен. Сколько царей да с царицами было в сказках, да мачех, да бабы-яги были, да костяные ноги… А нынче ничего не помнишь этих сказок! Какая-то царевна была, прогонила Иванушку-дурачка. Он пошел по морю, в одно море придут – там корабли не ходят, оступаются. Спустился, а там дьявола спорят, золото или серебро дороже? Он – золото! – говорит…
– Расскажите!
– Да уж не знаю, с каких выходов, ни с каких концей! Еще «царь-девица, всем полкам богатырица», тоже пошел, царица – из косточки в косточку мозги переливаются, вот тоже толь не красив! Как он от ней убегал, да как она пособляла.
Да бабы Яги пособляли, потом царица приехала… Где уж они эти сказки знали? В книжках вычитали верно! А ныне прибаутки эти и знаю только.
– А Козьму Сарафонтовича не помните?
– Не помню. Красивая была сказка! А ни к цаму они нынче? Не говорятся, все из ума вышли! Раньше сказывали бывало. Сказки и на вечеринка тоже. А теперь читают. Раньше читать не умели, так сказывали. А Афоня был Каворин, так вот знал сказки. К ним придешь, так зальет всякое. Теперь уж саамы читают, дак кого уж сказывать! Раньше читать не умели. Нынче слушаешь радио, дак как будто и сказка! У Овдотьи Митровны не был, не слыхали?
– Был, как же! Я у нее двадцать сказок записал.
– Сколь же памятны люди!»[46]
Дмитрий Михайлович, разумеется, не только записывал фольклорные тексты.