Путешествие в Шамбалу. Приключенческий роман. Алексей Тенчой

колес, и Ситара также тихо, еле шаркая по пыльной дороге не слушающимися её ногами и одной рукой придерживаясь за оглоблю, следовала подле неё. Она медленно шла и думала о своей нелегкой, уже можно сказать, прожитой жизни. Если её, конечно, жизнью можно назвать. Ведь с того дня, когда обузданные страхом перед неведомой болезнью, озлобившиеся люди разлучили их с Митулом. Тогда жизнь для неё утратила всякий смысл, и желание существовать на этой земле пропало вместе с ним, вместе с милым Митулом. Умерло в душе всё, кануло, как в пропасть, в бездну. И ей казалось, что и сама она умерла, умерла без его рук, объятий…, и может ожить только тогда, когда он снова прикоснется к ней.

      Поначалу Ситара, будто сумасшедшая, так сильно в крик рыдала, плакала и рвала на себе волос, что все думали, что она свихнулась умом, но потом, принимая снадобья, даваемые ей местным шаманом – целителем, она понемногу успокоилась, пришла в норму и вошла в русло обычной будничной жизни. Но эта жизнь без любимого утратила свои радужные тона, и Ситара стала походить на темную бесшумную, словно безжизненную тень. Глаза её со временем помутились, будто подернулись тонкой пленочкой льда, и волосы, роскошные, длинные, шелковистые волосы, в которых так любил утопать руками Митул, их тоже коснулась холодная изморозь… Годы шли, шли десятилетия…, и грубые глубокие морщины испещрили её смуглое, опаленное солнцем лицо, превращая пышащую жизнью женщину в безликую, скрюченную временем одинокую старуху.

      Она так и осталась жить в построенной Митулом глиняной мазанке, основой стен которой были лошадиный навоз да соломенная труха – палова да кукурузная ботва, покрывающая пологую крышу. И в этом их скромном жилище Ситара всю свою жизнь ждала, что придет тот день, когда Митул отворит дверь, застынет в проёме дверного косяка и как всегда улыбнётся, с любовью во взоре глядя на нее.

      Она ждала этого часа и всегда держала дом в порядке, чтобы не быть застигнутой врасплох. И в комнатах всегда было чисто и свежо, ведь Ситара не ленилась месить коровьи лепешки с соломой и смазывать этим раствором полы…. А Митул не шёл, и она, опечаленная сидела у дутака, подкидывала в него кизяк и пекла самые вкусные в их аиле лепешки. И сейчас она тоже взяла эти лепешки в путь, зная, как с аппетитом их будет уплетать Митул.

      Ситара остановилась, оглянулась назад, будто колебалась, вернуться, или продолжить путь? Она старуха, старая древняя старуха…, а он, как теперь выглядит он? Ситара заплакала. Нет, не может она предстать пред ним, помнящим её молодое лицо и упругие груди, такой обветшалой, как старый трухлявый пень. Да он и не узнает её в таком уродливом сморщенном теле…. Так зачем она тогда идет к нему, волокет своё непослушное тело из последних сил и на что-то надеется, чего-то ждет от этой встречи?

      Ослик уперся и не хотел следовать дальше. Ситара, принимая это, не стала его подгонять, а опустившись на корточки, села в ковыль – седую, кучерявую травку, и, облокотившись