В ожидании Божанглза. Оливье Бурдо

не существовала, Мусор вовсе не был Сенатором, а Мистер Божанглз представлял собой всего лишь глупую пластинку, которая крутилась, как все другие пластинки; кроме того, в школе я ел строго в положенные часы, как мои одноклассники, и так оно тоже было лучше. В общем, дома я выворачивал правду на лицевую сторону, а в школе наизнанку, это было довольно сложно для меня, но проще для всех остальных. Кстати, это касалось не только правды, но и моего почерка: он у меня был «зеркальный», как сказала учительница, хотя сам я прекрасно знал, что зеркала не пишут. Учительница тоже иногда врала, но ей-то было можно, на то она и учительница. Все вокруг врали, кто больше, кто меньше, потому что спокойствие куда удобнее правды, одной правды и ничего кроме правды. Зато Мамочке очень нравился мой зеркальный почерк, и когда я возвращался из школы, она просила меня писать все, что ей приходило в голову – прозу, списки покупок, всякие слюнявые стихи.

      – Ах, как это прекрасно. Напишите, пожалуйста, мое сегодняшнее имя, я хочу посмотреть, как оно выглядит в зеркальном отражении! – говорила она, восхищенно глядя на меня.

      После чего прятала эти клочки бумаги в свою шкатулку с драгоценностями, приговаривая:

      – Такой почерк – просто клад, лучше всяких наград!

      Но учительница решила развернуть мой почерк в нужную сторону и отправила меня к даме, которая умела, не прилагая рук и инструментов, сделать так, чтобы буквы шли слева направо, а не наоборот. После этого я, к несчастью для Мамочки, почти излечился. Говорю «почти», потому что, в довершение этого несчастья, родился левшой, но тут уж моя учительница была бессильна и только сказала, что судьба ополчилась на меня, что с этим ничего не поделаешь, что прежде, еще до моего рождения, таким детям привязывали к телу «плохую» левую руку, чтобы отучить ею пользоваться, но теперь с этой методикой покончено навсегда. Когда моя учительница врала, ее враки меня очень смешили. У моей учительницы был красивый перманент песочного цвета, он выглядел так, будто у нее на голове разыгралась «буря в пустыне», и я находил его очень красивым. А еще у нее была шишка в рукаве, и я долго думал, что это такая болезнь, но потом в один прекрасный день, в непогоду, она пришла в класс простуженная, вытащила из рукава эту шишку и высморкалась в нее, – вот это уж была гадость так гадость! Мамочка очень плохо ладила с «бурей в пустыне», и я скажу, по какой причине: конечно, из-за моего почерка, а главное, из-за того, что учительница категорически не хотела меня отпускать в наш испанский рай, когда родители туда собирались. Она почему-то хотела, чтобы мы дожидались каникул, когда все куда-нибудь уезжают, и говорила, что я и так сильно отстал из-за своего почерка и если буду все время отсутствовать, то все пропущу и мой поезд уйдет. На что моя мать ей возражала:

      – Поймите, там уже зацвел миндаль, вы же не хотите, чтобы мой сын пропустил цветение миндаля! Своим запретом вы разрушите его эстетическое равновесие!

      Судя по всему, учительница не любила ни миндаль, ни его цветение и уж точно плевать хотела на мое эстетическое равновесие, но мы все-таки уезжали. Это приводило учительницу в дикую ярость,