Солнце только начало всходить. Серое небо трескалось розовыми ручейками.
Вдалеке, возле лежака, валялась бутылка. Я пошла за ней. Подняла. Походила между лежаками.
Бутылок больше не было.
Возвращаясь, я замедлила шаг. Мне так хотелось взглянуть – что на мольберте и кто за ним. Я ни разу не видела живых художников. Тем более за работой.
Я подошла на цыпочках, остановилась. На холсте было точно, как в жизни. Как чудесно уметь так.
– Не люблю, когда стоят за спиной. Встаньте рядом, – сказал тот, кто сидел за мольбертом.
Я хотела подойти, но не могла двинуться с места.
– Я же говорю – встаньте рядом, – сказал он и обернулся.
Я узнала его раньше, чем он обернулся – точно так же он обернулся, уходя с выставки.
– Мне нужно, чтоб вы мне позировали, – сказал он после паузы. – Вы согласны?
«Могу ли я – манекен – позировать художнику?»
Я вошла в его мастерскую.
– Я передумал, – сказал он. – Я не буду влеплять вас в эту обойму лиц. Для этого я найду что-нибудь другое. Я хочу сделать ваш портрет. Даже не ваш. Это будет портрет материализованной одухотворённости.
Я так растерялась, что не нашлась, что сказать.
Он усадил меня возле окна в позе, показавшейся мне неестественной. Она утомляла. К концу сеанса я не чувствовала ни рук, ни спины. Ещё больше мучило то, что я его обманываю.
– Я – не та, за кого вы меня принимаете, – сказала я и словно окунулась с головой в ледяную воду.
– Я никого ни за кого не принимаю, – сказал он. – Мне важно, кого я вижу. Понятно?
– Нет, – сказала я. – То есть да.
– Так «да» или «нет»? – спросил он.
– Я не человек, – сказала я.
– А кто же?
– Я – манекен.[1]
Хорошо, что у меня не было сердца, а то бы оно разорвалось. И его бы опять не было.
Я встала. Сейчас он меня выгонит. Лучше уйти самой.
– Чепуха, – сказал он. – Важно не на что я смотрю, а что я вижу. Я уже вижу свою картину. Она займёт первое место на конкурсе «Одухотворённость». Я обязательно должен занять первое место. Тогда я смогу не гнать халтуру ради заработка, а… Сядь и не мешай мне работать. Ещё немного, и на сегодня хватит. Оплата в конце каждого сеанса.
Когда мы вышли из мастерской, он сказал:
– Странно…
– Что – странно? – спросила я.
– Как будто я тебя где-то видел.
«На выставке грязного нижнего белья», – подумала я. Я сказала:
– Вы ошиблись.
– Нет, – сказал он. – Я – художник. Я помню лица. Я не мог ошибиться.
– Может, случайно встречались в городе, – сказала я.
Он пожал плечами.
Мы расстались. Я направилась к вокзалу.
Через неделю я смогла снять номер в гостинице рядом с мастерской. Это было как раз вовремя – я начала засыпать. Если поначалу мне достаточно было сидя подремать полчасика, то теперь хотелось спать всю ночь в постели. Я заметила,