Которым божественная рука
Написала строчки стихов,
Скрежещущий металл не произошедшей катастрофы –
Я –
Обращаюсь к лотерейному аппарату мироздания
С одной из немногих оставшихся просьб.
Лиши меня прошлого,
Пусть стена четвертая встанет,
Превратив мне оставшееся в тюрьму,
Чтобы смог я себя ощутить
Бурым, опаршивевшим медведем
И поднять вверх косматые лапы,
Трясти кандалами в ритме фанданго,
Смешанном с воем.
Ибо лето набросилось слишком внезапно,
Чтобы зима рискнула в это поверить.
Лето огнедышащее
Развенчанный шпиль церкви здесь неподалеку
Зовет к общению с неотомщенным Богом.
Мы принудительно лишь видимое видим:
Секирой огневласые главы
Отрублены у взглядов в неземное.
Бесформенное самый яркий цвет имеет:
Любовь багровей страстоцвета пламенеет,
И отрешенье снежное, зеленая тоска –
Искристей снега, зеленей листка.
Лишь выход в поле сделает доступным
Познание – и мудрый переступень
В белесых кудрях нам отдаст свое
Понятье огнедышащего лета.
Кто знает жизнь – безумно не мечтал
Узнать ее законы и приметы;
Неопытный считает, что украл
Огонь, когда он сам – лишь отблеск света.
Воистину, прекрасен не восход,
Мгновенно осветляющий окрестность,
А предвосходные часы: в благом тумане
Владений феи озера – Морганы –
Куст зверем кажется, а зверь – кустом.
Наш глаз рождается в краю пустом,
Но зренье оплодотворяет местность
Чудеснейшим соитием примет,
Припоминаний – горькую пустыню.
Бог-Глаз, Бог-Око, несомненно, есть,
Но слишком Он заметен, чтоб заметить…
Пока еще есть время (время есть!),
Сквозь пальцы ты прищурься на закат:
В багрянце ногти – это ты убил,
Убийство зренья – твой позор всецело:
Ты, одинокий, не мечтал о встрече с Богом,
Неотомщенным Богом бытия,
Который ждал, все время ждал
Тебя.
Стихи для огненнокрылого пса
«Далеко ли вы собрались?» – Спросил я королей. «Настолько далеко, чтобы, вернувшись, мы могли сказать: “Мы где-то были…”»
мы встанем из гробов, где мы лежали, думая о жизни,
и мы с тобой пойдем
по невесомым вздохов переулкам – пойдем ежевечернею прогулкой
и оросим кусты в невидимом саду
у нас есть столько сил и столько вожделений,
что завтра мы изменим то, что назовут вчера,
и в судорожные вечера
нас поведет живучий рак-отшельник
– туда, где раковины образов лежат
да,