Казармы, парки и дворцы,
А на деревьях – клочья ваты,
И грянут здравия раскаты
На крик: «Здорово, молодцы!»
Казармы, парки и дворцы…
Представляется зимний вечер, Рождество, гимназический бал, игра в почту – и вальс, на который девочка Аня Горенко решилась пригласить самого Анненского. Было ли это – неизвестно, но могло быть, ведь поэтические, робкие натуры способны на импульсивные поступки. А что касается личности самого Иннокентия Анненского, то влияние его на Анну представляется мне весьма сильным.)
Однажды в Николаевской гимназии был устроен рождественский вечер, костюмированный бал, на который были приглашены и девочки из Мариинской женской гимназии.
Открывал его сам директор – Анненский, – его хорошо знали в Царском Селе. Высокий и стройный, с благородными манерами, знаток поэзии и античности, несмотря на свои почти пятьдесят лет, Иннокентий Федорович был неотразим, и многие девушки (как это часто бывает в гимназическом возрасте) были в него влюблены. К тому же он изобретателен и находчив. В тот вечер, например, затеял литературную игру.
– Господа! – обратился он к гимназистам и гимназисткам. – Прежде чем танцевать и веселиться, предлагаю вам литературную игру, конечно, на пушкинскую тему. Я называю слово, а вы – кто больше? – читаете по нескольку строк нашего гения. Итак – ЗИМА.
Поднялся шум, но скоро стих, и зазвучали пушкинские строки:
Мороз и солнце – день чудесный,
Еще ты дремлешь, друг прелестный?…
И были детские проказы
Ей чужды: страшные рассказы
Зимою в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей…
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе,
На третье в ночь…
Мало-помалу голоса звучали реже, молчание затянулось…
И тут вырвался вперед Гумилев:
Какая ночь! Мороз трескучий,
На небе ни единой тучи,
Как шитый полог, синий свод
Пестреет частыми звездами.
В домах все тёмно. У ворот
Затворы с тяжкими замками.
Везде покоится народ…
В зале захлопали, Анненский пожал ему руку. Как было Анне не позавидовать?
…Тогда же появилась еще одна игра, сразу ставшая модной. Игра в почту. Каждый должен был приколоть на грудь свой номер, а «почтальон» собирал записки, письма и передавал их означенному номеру. Сумка почтальона полна тайн, – наконец-то каждый может объясниться в чувствах, не обнаруживая своего имени!
Анна взяла себе номер десятый, Николай – тринадцатый. Он вскрывал записки, но ни одна из них не была подписана номером десятым. Анна была рассеянна и ни на кого не обращала внимания. А он стоял возле колонны с демоническим видом, подражая, видимо, Лермонтову, и прищурившись глядел в зал. Узкая черная полоска закрывала левый глаз, матросская фуражка была ему явно мала – костюм пирата не получился.
Простояв