Представленные Платоном выводы выглядят полным абсурдом – противоречиями высшей пробы. Нам предстоит убедиться, что это Абсурд с большой буквы, гениально сконструированный абсурд. Причём, это не шутка. Скорее шуткой можно считать вразумительность пояснений всего этого нашими выдающимися платоноведами и "лосеведами".
Методы прочтения мыслей Платона (не столько через текст, сколько "напрямую") – типичны для метафизиков. Разбирая эти платоновские "навороты", ими обнаруживался некий "тайный ход карт" с такими замысловатыми разъяснениями, которые (для непредвзятого читателя) могут показаться выбиванием клина клином: абсурд – абсурдом. По-видимому, они вполне искренне пытались обосновать полученные Платоном итоговые выводы при помощи несравненно более глубокомысленных соображений, чем те, на которые мог бы отважиться их кумир.
Как будет показано далее, Платон конструировал противоречия сознательно, в отличие от спонтанного их возвеличивания комментаторами-платоноведами и большинством неоплатоников. В этом нам ещё предстоит убедиться, но пока небольшое бытовое отступление.
Представим себе на минутку, что его – Платона – хотя бы бегло, но изучают, так сказать, в семье и школе (ну, например, вместо Гарри Поттера). Допустим, приходит ученик 9-го класса из школы домой и приносит вышеприведённый набросок основных выводов из произведения "Парменид", чтобы на этих мыслях "учиться, учиться, и ещё раз – учиться"…
Вырвав из тетради лист с записью этих выводов, он подходит с этим к отцу, чтобы тот подсказал хотя бы направление мысли по проблеме "что делать?" с этим отрывком от самого Платона, и "с чего начать?" постижение древнегреческой истины.
Ситуация, думается, будет выглядеть в зависимости от национальных особенностей семьи примерно так:
– русский папа отправился бы немедленно в магазин за бутылкой, причём мать, ознакомившись с содержанием вырванной страницы, разумеется, не посмела бы преградить мужу дорогу;
– американский папа воспользовался бы случаем напомнить сыну о незыблемой свободе слова в стране: и ты, сынок, можешь такое говорить, даже возле Конгресса;
– еврейский папа дал бы ребёнку несколько шекелей, чтобы тот ни в чём себе не отказывал, и заодно поинтересовался бы: может учительнице нужно кого устроить;
– украинский батько сказал бы что-нибудь про эту москальську мову, и воскликнул бы: "А поворотись-ка, сын!.. И эдак все в вашей академии ходят с такими вот бумагами?";
– китайский папа подошёл бы с сыном к окну, и, устремивши задумчивый взгляд