Но раз Анн-Франсуа жив и невредим, она нисколько не сожалеет о своем поступке.
Потому что этот жест открытой вражды уравновесил всеобщее малодушие.
Так госпожа де Кастель-Морг во всеуслышание объявила о своей верности духовнику, которому еще вчера все пели дифирамбы, а сегодня отреклись. Наконец-то она смогла выместить всю свою злобу, всю свою горечь, которые копились в ней годами, а причиной, как ей кажется, явилась эта пара, слывущая воплощением успеха в жизни и в любви. А ей ненавистно все, напоминающее, что сама она никогда в жизни не знала ни счастья, ни радости плотской любви.
О! Какую боль, какую невыразимую боль она испытала сегодня, увидев эту великолепную и необычную пару, входящую в собор под овации толпы. Из-за них вся ее напрасно прожитая, полная разочарований жизнь показалась ей еще более горькой. Никогда еще узы брака, связывающего ее с Кастель-Моргом, которого она никогда не любила, не казались ей столь тяжкими. Вся ее загубленная жизнь встала перед нею при виде этой женщины-победительницы, которую горячо приветствовал и боготворил весь город просто потому, что она явилась, потому, что достаточно просто ее увидеть, потому, что в ней есть ОЧАРОВАНИЕ. Тогда как ее, Сабину, никто не любит, она никому не нравится.
Кастель-Морг заставил ее присутствовать на благодарственном молебне. Лучше бы он бросил ее в сточную канаву.
Никому не было дела до ее унижения, до ее страданий, никто не сказал ей ни слова сочувствия.
Единственный, кто был к ней добр, кто ее искренне уважал, – ее духовник – исчез.
К ее печали, разбуженной недавними событиями, прибавились тревога и растерянность.
Неужели он, Себастьян д’Оржеваль, такой сильный, поддался страху? Нет, это невозможно. Может статься, он попал в ловушку? Нет, его сверхчуткая интуиция предостерегла бы его. Но что же тогда предположить? Что он предается размышлениям в каком-нибудь убежище, чтобы потом ударить по врагам? Но зачем нужно скрываться? Ведь он владел ситуацией.
Он ее бросил… Теперь она осталась одна, без помощи, окруженная осуждением и ненавистью.
Слезы катятся по ее распухшему лицу, ставшему еще более уродливым из-за белил.
Граф де Кастель-Морг разъяряется еще больше. Эта проклятая баба вечно делает все так, что виноватым оказывается он… Он мечется, как лев в клетке, по той единственной комнате, которую им выделили, кидая свирепые взоры на предоставленную в их распоряжение кровать, достаточно широкую и удобную, между раздвинутыми занавесками которой видны белоснежные простыни.
– Никогда я не лягу с вами в эту кровать! – кричит он.
– Я тоже! Идите ночевать к Жанине Гонфарель, этой сводне! Вы ведь уже привыкли