– Давай, тезка, рви первым. Ты инвалид, тебе и карты в руки… – толпа занесла Джона в сырой предбанник магазина, с брошенными на кафельный пол грязными картонками. Мужики осаждали дверь отдела, смешиваясь с женщинами, тащащими авоськи с картошкой, с серыми рожками, с окровавленной свининой в грубой бумаге. На Джона пахнуло рыбой. Шмат слипшегося, промороженного хека упал ему под ноги:
– Смотри, куда лезешь… – услышал он рассерженный девичий голос, – совсем совесть потеряли, пропойцы…
Высокая девушка, в темном платке, в невидном пальто, поскользнулась, но быстро выпрямилась. Яркие, голубые глаза взглянули ему в лицо. Из-под платка выбился белокурый локон. Рука в домашней вязки рукавице коснулась его руки:
– Здравствуйте, дядя Джон… – шепнула она по-английски, – я Маша, Маша Волкова. Я дочь Волка, то есть Максима Михайловича… – растоптанный хек разлетелся по картонкам, в отделе зазвенели бутылки.
Над толпой пронесся горестный голос Иваныча: «Только портвейн, мать их так! Водки не завезли!».
Из облупленной эмалированной кастрюльки пахнуло настоявшейся гречкой:
– В кашу грибы с луком добавили… – понял Джон, – Марта так готовит, когда Волк и Максим-младший постятся…
Кроме каши, на ободранную, но чистую клеенку поставили дощечку с нарезанным ржаным хлебом, миску тюри из вареного гороха с постным маслом. Никакого спиртного здесь, разумеется, не держали. Племянница принесла герцогу стакан клюквенного киселя:
– Сегодня постный день, дядя, – смутилась девушка, – иначе я бы яичницу изжарила… – она говорила неожиданно старомодно, напевно, – грибы и ягоды матушка Пелагия сама собирала, а тюря обительская, так в скитах готовят…
По дороге из гастронома в покосившуюся пристройку, Маша быстро рассказала герцогу о предполагаемой смерти Ивана Григорьевича:
– Должно, он принял смерть в пещи огненной… – девушка перекрестилась, – аще мученики времен никонианских гонений… – услышав о побеге Маши из кельи Князева, о годе, проведенном ей в пустынном житие, как выражалась племянница, Джон понял:
– Отсюда у нее такой говор. Она росла пионеркой, комсомолкой, настоящей советской девушкой, и как все поменялось в одночасье. Верно говорят, что СССР – колосс на глиняных ногах. Он разлетится вдребезги, вернее, из мертвечины появится жизнь, как случилось с Машей… – племянница рассказала и о Саше Гурвиче:
– Он антихрист, как его дед, Горский, – уверенно заявила девушка, – Господь его накажет. Они убили нашу туристическую группу, чтобы скрыть свои грязные делишки на перевале. На нас испытывали какое-то новое оружие…
Герцог, впрочем, сомневался, что все случилось именно так:
– Операция с группой Дятлова стала дымовой завесой для наших