Что он мог поделать? Он уже не принадлежал себе – он был игрушкой в руках богов, которой они перебрасывались как дети мячиком. Может ли мячик действовать по своей воле? Кто его знает – если и есть мячик, который сам решает, куда ему лететь, то это был не Парис.
Он смотрел, как слуги переносили на корабль сундук за сундуком, пытался возражать, что незачем брать с собой столько – в Трое всё это и так есть, а забрать у Менелая его добро – это не просто похищение жены, а ограбление. «Это всё моё! – заявляла в ответ Елена. – Тут ничто Менелаю не принадлежит. Неужели тебе мало, что я оставляю здесь свою дочь? Уж вещи-то я могу с собой взять!»
Энея происходящее забавляло. Он находил затею Париса романтичной, ему нравилось быть втянутым в такое захватывающее приключение, тем более что его мама это предприятие явно одобряла.
Похитители спешили отплыть раньше, чем проснутся братья Елены, по понятным причинам они не хотели с ними прощаться. Уже когда корабль отчалил, путешественники заметили, что Эрот остался в Спарте. Впрочем, это их не обеспокоило: то был очень самостоятельный ребёнок, вполне способный сам решать, с кем ему идти и где оставаться. Если его нет на корабле, значит, он сам так захотел, и так тому и быть.
Троянский корабль уносил с собой Елену. Люди, оказавшиеся на берегу этим ранним утром, смотрели ему вслед не потому, что догадывались, какую роль происходящее на их глазах событие сыграет в мировой истории и культуре. Великие исторические события редко бывают эффектными и обычно не привлекают к себе внимания современников. Люди просто смотрели на отплывающий красивый корабль с Афродитой на носу.
А в Трое в это время плакала Кассандра, вновь мучимая ужасными предчувствиями.
Недобрые предчувствия беспокоили и Фетиду. У неё не было такого дара предвидения, как у олимпийских богов, но женская интуиция и чувства матери подсказывали ей, что над её сыном нависла какая-то опасность. Обернувшись дельфином, она несколько раз проплыла мимо идущего из Спарты корабля, пытаясь понять, что в нём так её беспокоит, но, так и не поняв, уплыла.
Афродита смотрела с носа корабля вперёд взглядом полным радости и злорадства. Афина у себя во дворце, что-то напевая, надраивала доспехи. Гера ехидно глядела с Олимпа на корабль, и коварная улыбка блуждала по её лицу. Все три богини были довольны и радовались – каждая чему-то своему.
Гермес выключил ясновизор и сказал, усмехаясь:
– Я только одно не понимаю. Скажи мне, Афродита, в чём провинился твой протеже, что ты ему подсунула эту… Елену.
Афродита обиженно надула губы:
– А что такое? Разве она не красивая?
– Красивая. Как