Дождь в разрезе. Сухбат Афлатуни

прозе попытку осознания этой «пещерности» бытия, его загроможденности иллюзиями и подобиями, предпринял Пелевин. Но каждый раз за пределами одной иллюзии Пелевин находил другую, за пределами другой – еще одну.

      Пещера – без конца и без края.

      Поскольку рядом с «первой» реальностью возникла и заветвилась «вторая», виртуальная реальность. Которая и ярче, и агрессивней.

      Перечитывая очерки Анненского, ловишь себя на мысли, что началось это уже тогда, столетие назад.

      С распространением синематографа и электрического освещения: первый открывал мир абсолютно реальной иллюзии, второе – превращало в иллюзию сам реальный мир…[10] Сегодня человек уже настолько облеплен этой материей иллюзорного мира, что впору говорить не о «конструируемости» реальности виртуальными технологиями, а о прямой ее подмене ими.

      Это загромождение действительности виртуальными «тенями на стене пещеры», тенями теней, создает ощущение, что единственная реальность за пределами этих виртуальностей – реальность небытия, смерти, что, на мой взгляд, довольно точно отражено в стихотворении молодого московского поэта Бориса Кутенкова:

      А самое жуткое ощущение —

      двоения загрудинного,

      межключичного холода,

      гребаной, наконец, пустоты в душе, —

      когда подсчитать решаешь

      (так, любопытства ради)

      месячное количество

      виртуальных собеседников.

      . .

      И мнится: все они придут

      несметной ордою на кладбище

      в самый разгар очень светлого,

      березово-февральского дня.

      И становится очень смешно

      и немножко страшно за кладбище,

      за мирное тихое кладбище,

      за мертвых покой и березовый день,

      в котором будет много эсэмэс-собеседников

      и

      не будет

      меня.

      Может ли поэт вырваться из этой квазиреальности? И – куда (кроме «мирного тихого кладбища», разумеется)? В другие страны (та же иллюзорность, заботливо взращиваемая турбизнесом)? В «культуру» (вернуться в «книжный шкаф»)?

      Уехать из мегаполиса?

      Стихи в большом городе

      Символизм в поэзии – дитя города. Он культивируется и он растет по мере того, как сама жизнь становится все искусственнее и даже фиктивнее.

И. Анненский. «Аполлон», 1909, № 2

      Поэзия – как минимум, несколько последних столетий – феномен урбанистический. Поэт может родиться в деревне, может жить в деревне. Но становится поэтом только в городе. Именно город – крупный, столичный – дает ему возможность общения с другими поэтами, издания и обсуждения своих стихов.

      Да и в городе поэт всегда мог при желании найти место потише, попатриархальнее.

      Такими «деревенскими уголками» очень долго отличалась Москва. За последние лет двадцать, однако, остатки тишины и патриархальности оказались