14
Вежлян Е. Критика в журналах июня: «Арион», «Дружба народов», «Октябрь» // Сайт «Полит. ру». 30 июля 2010 г. [http://polit.ru/fi ction/2010/07/30/jurjune.html].
15
Анкудинов К. Стеклянный ключ // Сайт «Частный корреспондент». 18 августа 2010 г. [http://www.chaskor.ru/ article/steklyannyj_klyuch_19165].
16
Кстати, упрек, что в своей статье я повторил «то, о чем было написано во всех старых учебниках», неожиданно напомнил мне фразу Катаева по поводу теоретиков ЛЕФа (прежде всего Шкловского): что они, мол, высасывали свою «теорию литературы из гимназических учебников старших классов» («Трава забвения»). Так что, кажется, я не в самой плохой компании…
17
Перельмутер В. Записки без комментариев // Арион. – 2002. – № 2. – С. 74.
18
Правда, стихи Пригова, с «фирменной» последней нерифмованной строкой, построены, скорее, на обнажении приема; после слома механизма рифмы стихотворение не может продолжаться.
19
Дезорганизация интеллигентской мафии // Литературная Россия. – 2010. – № 11
20
«Вы помните, наверное, стихи Беллы Ахмадулиной: „И снова, как огни мартенов, / огни грозы над головой, / так кто же победил: Мартынов / иль Лермонтов в дуэли той?“. Ахматова сказала: если она рифмует „мартенов“ и „Мартынов“, значит, Лермонтова ей не жалко, она его не любит» («Звезда», 2008, № 9).
21
Хлебников О. Люди страстной субботы. – М.: Арт Хаус медиа, 2010.
22
Знамя. – 2004. – № 1. Впрочем, в оставшейся части стихотворения, которую Степанов не счел нужным цитировать, есть и рифмы, которые явно нельзя назвать устаревшими: «припрячь их – телячьих», «шпане – мне»…
23
От гамлетовского: «Ты знаешь, дорогой Дамон, Юпитера орел / Слетел с престола, и на трон / Воссел простой осе…тр» (пер. Б. Пастернака) – до фольклорных куплетов вроде: «Когда едешь на Кавказ…»
24
Подобная антитетика также имеет свою традицию в русском стихе. Когда, например, у Ахматовой пафос звучавшей «невыразимым горем» музыки перебивается запахом устриц. Или у Бродского – после «В Рождество все немного волхвы» – антитетическое снижение: «В продовольственных – слякоть и давка» (строки связаны и фонетически: «Рождество – волхвы – продовольственных»).
25
В первом очерке цикла я отнес к третьему уровню и «книжную», «филологическую» поэзию: хотя и поэзия, и филология – любовь к слову, «филология – любовь-почтение к мертвому слову, а поэзия – любовь-страсть к живому». Веронику Зусеву это противопоставление смутило: «Слово шедевров (именно их и изучает филология) не может быть мертвым по определению. Разве слово Пушкина, скажем, мертвое, хоть сам он и ушел?..» («А бабочка стихи Державина читает…» // Арион. – 2011. – № 1). Нелишне, думаю, напомнить: филология изучает не только «слово шедевров». Бочаров может изучать Пушкина, а Рейтблат – Булгарина, а филолог N – Воейков�