– Будучи в командовании части, я тоже заметил нарушения! И не понимаю (резкий жест, руки нервно раскинуты в стороны) – если тебе не подходит… командиром взвода, иди-ка ты, приятель, куда угодно, сделайся пекарем, сторожем, если хочешь, чтобы… и выполняй уставные правила, которые… когда ты поступил в училище, ты приносил присягу! Я это хотел сказать и обращаю внимание на… что я буду сурово наказывать за отклонения от устава… Я кончил…
Темный и угрожающий силуэт командира части выдвигается к нам, словно вырывается из мрака, царящего за его спиной. Через несколько шагов, сделанных без спешки, полковник Станку произносит своим глухим, но сильным голосом, не отбрасывая капюшон за спину, так что мы не можем видеть его лицо на свету.
– Как указали те, что говорили до меня, дела не обстоят хорошо. Не хочу вас здесь много задерживать, прежде всего, время уже несколько позднее. Мы не должны забывать, что в первую очередь мы военные и только после этого строители.
Неприемлемо, чтобы на этой военизированной стройке, имеющей жизненную важность, военнослужащий забывал, что он военнослужащий, и нарушал военную дисциплину. Я отправил сегодня двух командиров взвода под арест. Я их наказал за то, что они были не стрижены и небриты. Если я не прощаю больших нарушений, то не прощаю и малых. Потому что с них начинается недисциплинированность, а отсюда доходит до смертельных случаев или до людей, которые по пьянке убивают друг друга. Убежден, что именно это хотел сказать товарищ полковник Блэдулеску. Сейчас, соблюдая порядок, под наблюдением командиров, вы пойдете в столовую. Товарища капитана Кирицою, партийного секретаря, жду, чтобы он зашел ко мне в кабинет. Приятного аппетита в столовой!
– Здравия желаю! – выкрикивает весь строй, а полковник Станку поворачивается и удаляется, поглощенный ночью, из которой он, чудится, вышел.
Мы разбегается по взводам. Кричу своим:
– Внимание! Взвод, равняйсь! Взвод, смирно! Взвод, налево, по направлению к столовой, в колонне по одному, вперед быстрым шагом марш!
Люди поспешают, счастливые, в столовые залы, в то время как мы, офицеры и младшие офицеры, бредем устало позади них в свете прожекторов.
– Ну и дождь собачий! – говорит старшина Цику.
– Да будет тебе, Цику, – он тебе грехи твои смоет, – откликается капитан Шанку. – Вижу, что ни ты, ни лейтенант Пóра не чистите с гуталином свои ботинки! Не знаю, что вы еще будете делать в армии с такой недисциплинированностью, понимаешь, – продолжает он притворно, сохраняя неподвижное выражение на лице.
– Я думаю последовать совету товарища майора Михаила, – говорю.
– То есть?
И Шанку наполовину поворачивается ко мне, косо глядя на меня с чем-то вроде нервного любопытства.
– То есть сделаюсь пекарем, товарищ капитан!
Капитан Костя Вирджиникэ, который прибыл сюда из Фетешти, замечает:
– Недурно,