Авилов собрался с мыслями.
– Это… э… молодой человек. Разочарованный в жизни, и…
Он оборвал себя на полуслове, потому что по лицу Тихменёва прочел, что тот уже встречал в рукописях сотни, а может быть, тысячи разочарованных молодых людей, и тот, которого ему мог предложить Михаил, уже ничем не мог бы удивить или хотя бы заинтересовать Платона Афанасьевича.
– Но я еще буду думать, – поспешно прибавил писатель и возненавидел себя за эту фразу. – Может быть, получится и повесть.
Тихменёв удовлетворенно кивнул и вызвал кельнера, чтобы расплатиться. Народу в кафе заметно прибавилось, почти все столики были заняты, и между ними ходила хорошенькая белокурая цветочница и продавала цветы. Она стрельнула глазками в сторону Авилова, но улыбнулась Тихменёву, потому что он был лучше одет и раньше покупал у нее цветы. Именно в это мгновение Михаил окончательно убедился, что мир несправедлив и что рассчитывать на какое бы то ни было снисхождение с его стороны абсолютно бесполезно.
Глава 2. Дама, приятная во всех отношениях
Разговор с Тихменёвым оставил у молодого человека неприятное послевкусие, и чем больше Авилов думал о нем, тем сильнее раздражался. По всегдашней писательской привычке к самокопанию Михаил попытался определить, что именно вызвало его раздражение. Нет, не пренебрежение к его писательскому таланту больше всего возмутило Авилова и не брошенный вскользь совет написать повесть, которая, если повезет, пойдет затычкой в летний номер. На самом деле Михаила злила легкость, с которой Тихменёв распоряжался делами журнала, разъезжал по Европе, строчил статьи на самые выигрышные темы и между делом успевал еще пообщаться с Тургеневым, Гончаровым и Герценом.
«А ведь, если хорошенько вдуматься, он просто хам, – размышлял писатель, нахохлившись. – Дважды я встречался с ним здесь, в Бадене, мы обсуждали самых разных людей, но ни о ком из них он не сказал ни единого доброго слова. Как он расшаркивался перед графиней Вильде в прошлый раз, а едва она удалилась, тотчас же ославил ее сплетницей, лукавой и недалекой женщиной. И сейчас – что он наговорил об Иване Сергеевиче, да и о других тоже! Уши вянут… а ведь, пожалуй, он напишет о них воспоминания, когда они умрут, и процитирует каждый клочок, который они ему присылали. Тьфу!»
Отведя таким образом душу, Михаил задумался о том, чем ему теперь заняться. Можно было пойти в соседнюю читальню Маркса, которая получала большое количество газет, включая российские. Можно было отправиться на прогулку – к Старому замку, или по Лихтенталевской аллее, или вдоль берега недоразумения, которое здесь зовется рекой. Наконец, можно было просто махнуть на все рукой и вернуться в Оттерсвайер. Из Бадена туда обычно добирались по железной дороге, но Михаил, которого обстоятельства вынуждали экономить, предпочитал не тратить двадцать семь крейцеров на билет третьего класса и ходил пешком.
«А может быть…»
Он не стал додумывать мысль, которая