Дух любви. Дафна Дюморье

силу ее рук, на которых она качала его маленьким мальчиком, ее чистый, сладкий запах, который он вдыхал, прижимаясь головой к ее груди. Вспоминал, как смотрел на нее снизу вверх, держал ее за руку, как бежал со всех ног, чтобы забраться к ней на колени и прошептать ей на ухо какой-нибудь вздор. Как она опускалась перед его кроватью, чтобы его успокоить, а Сэмюэль и Герберт тем временем спали в углу как убитые. Как они смеялись и шептались в темноте, словно заговорщики, а потом он смотрел, как она, подобно бледному призраку, выскальзывает из комнаты, прикрывая рукой свечу; ее глаза сияют, а к губам прижат палец.

      Джозеф добрался до вершины скалы, упал ничком и стал рвать землю руками. Он стонал и бился, словно от физической боли: «Проклятие, проклятие, проклятие!»

      А тем временем в Доме под Плющом Джанет сидела во главе стола и семья собиралась к ужину.

      Томас, нахмурясь, огляделся по сторонам:

      – А где Джозеф? Из-за завтрашнего отъезда парень так обезумел, что теперь с ним и вовсе не сладишь.

      – Оставь его в покое, – мягко заметила Джанет. – Наверное, он у себя в комнате и кончает собираться.

      Она отлично знала, что он убежал из дома и сейчас клянет все на свете у развалин Замка.

      – О нет, вовсе нет, – вставил Филипп, ухмыляясь. – Он как угорелый помчался на холм. И сейчас целуется на прощание с какой-нибудь из своих девчонок.

      – Самое время уходить в море, – задумчиво пробормотал Томас.

      Джанет через стол посмотрела на младшего сына. Что за странный врожденный изъян заставляет его временами быть таким подлым и хитрым? Он единственный из ее детей, кому она не доверяет. Способнее и умнее остальных, но в характере у него есть что-то такое, что заставляет ее содрогаться. Сейчас он вполне безобиден, но когда станет мужчиной, что тогда?

      Не в том ли причина его отличия от остальных, размышляла Джанет, что после его рождения она была очень слаба и не могла кормить ребенка грудью? Поэтому она никогда не чувствовала его совсем своим.

      Она отвела взгляд от Филиппа и взглянула на часы на стене. Джозеф, конечно, придет голодный. Она знала, что в этот последний вечер ему будет неприятно сидеть за столом со всей семьей и он захочет остаться с ней наедине. В этот момент в комнату вошел Джозеф. Его одежда была в грязи, а на щеке проступала уродливая красная метка.

      Джанет знала: это означает, что он плакал.

      Все посмотрели на него. Они подумали, что он, наверное, поранился об изгородь.

      Только Филипп тихо, словно про себя, рассмеялся.

      – Неужели она так здорово тебя расцарапала? – спросил он.

      – Филипп, замолчи, – резко оборвала его мать и протянула Джозефу его тарелку.

      Джозеф молча сел и за весь ужин не проронил ни слова. Остальные не обращали на него внимания: они привыкли к странным переменам в настроении Джо.

      Когда убрали со стола, все, как обычно по вечерам, расселись вокруг камина. Джанет и Мэри взялись за рукоделие, маленькая Лиззи училась у сестры новому узору. Казалось, она единственная