Пожухлая трава,
Тщета и пенный след за грозною волною.
Видна граница мглы
И света бесконечность
С незыблемой скалы,
Которой имя – вечность.[1]
Глава первая
Джанет Кумбе стояла на холме над Плином и смотрела вниз на гавань. Солнце давно взошло, но утренний туман еще окутывал маленький город, придавая ему сказочное очарование, словно некий призрак благословил его своим прикосновением. Влекомая отливом вода покидала гавань и сливалась с невозмутимо гладкой поверхностью моря. Ни единое заплутавшее облако, ни единый порыв случайно налетевшего ветра не нарушали безмятежной красы молочно-белого неба. Одинокая чайка, распластав широкие крылья, на мгновение застыла в воздухе, затем с неожиданным криком нырнула вниз и утонула в клубящемся над морем тумане. Джанет Кумбе казалось, что этот холм и есть ее истинный мир, маленькая планета, где для нее нет никаких тайн, место, где рассеиваются тревожные мысли и томление сердца, а душа обретает покой и исцеление. Белесый туман скрыл под собой все повседневные заботы и сомнения, а с ними и мелкие обязанности и однообразные дела простого люда. Здесь, на вершине холма, не было ни тумана, ни призрачных теней и лучи утреннего солнца струили ласковое тепло.
Здесь была свобода, которой так не хватало в Плине, свободой дышали само небо и море, как дышат ею веселое кружение осенних листьев и робкое трепетание птичьих крыл. В Плине приходилось все время выполнять чьи-нибудь поручения, с утра до вечера заниматься работой по дому, помогать здесь, помогать там, ободрять близких приветливым словом, и боже упаси ждать его в ответ. Вскоре ей предстоит стать женщиной – так сказал священник. Возможно, это ее изменит. Ее ждут горести и новые радости, но если в ней живет вера в Бога, Отца нашего Небесного, то в иной жизни она познает мир и узрит небеса. Надо следовать этим праведным словам, пусть дорога к небесам и кажется такой трудной и длинной и многие из ступивших на нее пали в пути и погибли за свои грехи.
Конечно, священник говорил правду, хоть и словом не обмолвился о многих прекрасных вещах, дорогих ее сердцу. Один лишь Бог достоин великой любви. Здесь, на холме, важные овцы холодными ночами, чтобы согреться, спали, прижавшись друг к дружке, и мать оберегала малышей от вороватой лисы, которая таится в тени кустов, – даже высокие деревья тянутся друг к другу ветвями, ища утешения.
Но ни одно из этих существ не знает любви к Богу – так сказал священник.
Возможно, ему неведома истина о каждой птице, звере или цветке, неведомо, что они так же бессмертны, как люди.
Джанет опустилась на колени около ручья и коснулась пальцами бледно-желтой примулы, одиноко растущей у самой воды. С ветки над головой Джанет с криком взлетел дрозд, осыпав ее голову белыми лепестками. Пламенеющие в лучах солнца кусты утесника наполняли воздух сладким запахом меда и свежей росы.
Сегодня Джанет Кумбе идет под венец. Ее матушка уже готовит стол к приему гостей, а сестры с благоговейным трепетом раскладывают на кровати подвенечное платье. Скоро зазвонят колокола Лэнокской церкви и они с кузеном Томасом, ее дорогим нареченным, встанут у алтаря и соединят свои жизни пред взором Всевышнего. Томас, с подобающей почтительностью опустив глаза, будет слушать слова священника, но она сама, Джанет это хорошо знала, взглядом последует за солнечным лучом, льющимся в окно церкви, а сердцем умчится к безмолвным холмам.
Обряд венчания покажется ей таким же смутным и нереальным, как окутанный утренним туманом Плин, и она при всем желании не сможет заставить себя слушать священника, поскольку будет в совсем другом месте. Это не отзывается на призыв священника ее душа, грешная и заблудшая, какой она была всегда, с самого детства, с тех пор, когда малютка Джанет сидела на материнских коленях.
Ее благонравные сестры исправно ходили в школу, прилежно учились шить и читать, она же прогуливала занятия, убегая на берег за гаванью. Подолгу стояла на высоких осыпающихся скалах или в развалинах старого Замка и следила за бурыми парусами пенливинских люггеров[2], скользящими на далеком горизонте.
«Господи, пожалуйста, сделай меня мальчиком, пока я еще не выросла», – молила крохотная девочка с кудрявыми волосами до плеч. Мать бранила ее и даже наказывала за буйные мальчишеские повадки, но все было напрасно. Ей бы следовало поберечь розги для других целей.
Джанет выросла высокой и стройной, как юноша, у нее были крепкие руки, бесстрашный взгляд и любовь к морю в крови. Но при всем том душой она была девушка, с нежностью относилась к животным и всем слабым, беззащитным существам, придирчиво следила за своей одеждой, никогда не забывала приколоть к корсажу цветок и расчесать черные волосы так, чтобы они не закрывали лоб. По воскресным дням мужчины поджидали ее у ворот отцовского дома с предложениями прогуляться к скалам, они стояли, неуклюже перебирая пальцами, потупив свои глупые, бараньи глаза и едва ворочая языком. Но Джанет лишь смеялась в ответ и озорно вскидывала голову.
Разумеется,