Как ни удивительно, Никита учился хорошо, можно сказать, на одни пятерки. Изредка нападало необъяснимое упрямство и наотрез оказывался отвечать на уроке. Схлопотав двойку, Никита уже на другой день, сам напросившись, получал пятерку. И тут в отца пошел.
3
Никита спустил худенькие ноги с кушетки на холодный пол, перекрестился, взял в руку нательный крестик (не тот, что достался от предков при крещении, а другой из алюминия, его он нашел на улице; данный же при крещении странным образом однажды исчез с его шеи; Клавдия Ивановна сказала, что находка принесет ему удачу, так как была послана Богом). Никита пошел и умылся. Зашел на кухню. Глянул в один их шкафчик, в другой, не прошел мимо и кастрюль, но везде – пусто. Как всегда. Вынул из стола краюху позавчерашнего хлеба, налил кипятка, подсаливая хлеб, стал завтракать.
На кухне появилась соседка. Никита спросил:
– Клавдия Ивановна, а где мама? Не знаете?
Соседка хмыкнула.
– Известное дело… Еще утром куда-то ушла.
Никита, прожевывая хлеб, сказал (видимо, от взрослых слышал):
– Опять нажрется.
Соседка посмотрела на парнишку, но ничего не сказала. Соседка шумно запередвигала свои кастрюли.
– Никитушка, – обратилась она, не оборачиваясь, у меня щи сегодня получились уж больно хороши… С бараниной… Да и пирог с гусем, вроде бы, получился… Отведай… Оцени, а? – Это ее подход такой к мальчишке. Иначе – откажется. Потому что гордый сильно. – Ну, Никитушка, положить?
– Только немного, Клавдия Ивановна… Я – сыт.
Соседка налила до краев большую тарелку дымящихся аппетитно пахнущих щей, из духовки достала пирог, отрезала большущий кусок и положила на другую тарелку.
Никита сказал, жадно разглядывая тарелки:
– Много, Клавдия Ивановна… Мне, пожалуй, не съесть.
Никита навернул все, не оставив на тарелках и крошки.
– Спасибо, Клавдия Ивановна… Было вкусно – очень-очень! С Рождеством вас!
– И тебя, Никитушка… И тебя… Вечор была на богослужении… Почти ночь простояла… Как там хорошо! Сходил бы, Никитушка, а?
– Собираюсь, Клавдия Ивановна, – солидно ответил мальчишка и встал из-за стола.
– Вот это хорошо, сынок, очень хорошо. Помолишься и на душе-то посветлеет.
– Хочу, Клавдия Ивановна, попросить Боженьку…
– О чем?
– Этого – не скажу… Извините, Клавдия Ивановна.
– Не неволю… Просить заступника нашего – не грех. Услышит и снизойдет до тебя благодать Божия.
4
Полдень. Под мерные удары все того же среднего колокола, возвещающего, что в церкви уже идет молитва, Никита поднимается по высоким ступеням на паперть, входит в притвор (нет, не входит, а втискивается) и останавливается. Как же быть? Не протолкнуться же.