– Допросить и Бориску, и Дмитрия. Нет, я сам. В клеть пока. Тимошку обыскали, может при нем чего было? Зачем-то ведь прискакал.
– Лично осмотрел, государь. Ничего нет кроме мушкета, трех копеек, да мешочка с солью.
– Всё?
– Ну-у…, – помялся Губов, – за щекой золотой дукат угорский.
– Не об том, дурень.
– Более ничего.
– Зачем же он приезжал? Смута? Стрельцы замоскворецкие взроптали? Думные бояре, прознав что собираюсь Елизавете письмо писать, братца двоюродного на престол готовят? А Ивана мого и в расчет не берут.
– Так он тут.
– Кто? – выпучил глаза еще сильнее царь, так и не выпуская стряпчего.
– Князь Старицкий. Ворота за ним только успели закрыть. Со свитой пожаловал.
– Ему чего надобно, а?
Поняв, что Губов не ответит на этот вопрос, отпихнул того к двери. Но дверь уже открывалась. В келью, согнувшись чуть ли не пополам, вошел князь Владимир Андреевич Старицкий. Был он при параде – в дорогой золоченой накидке, высокой шапке с жемчугом. Затхлую келью наполнил аромат заморских благовоний. Кланяться не стал, приложил руку к сердцу. Стряпчий, не дожидаясь приказа, неслышно выскользнул из покоев.
– Не ожидал, – первым заговорил Иван. – Водки хочешь?
– Хочу.
– С чем пожаловал, за матушку просить станешь? Так, сказывают, ей хорошо в монастыре.
Князь сам налил себе водки.
– А ежели просто проведать решил, нельзя?
Царь ухмыльнулся, тоже выпил.
– Смотрю на тебя, Иван, и удивляюсь, – сказал Старицкий, – рубишь со своими опричниками головы направо и налево, а врагов у тебя меньше не становится. Может, и вправду тебе лучше к Елизавете податься?
– А-а, – повеселел государь, – решил прямо здесь от меня шапку Мономаха получить. Что ж, я не против. Отказную грамоту теперь и напишу в твою пользу. Завтра князь Мстиславский в Слободе обещался быть. Он от земства бумагу печатью и скрепит. И Собор созывать не придется. А сам сей же седмицей в Англию отбуду. Надеюсь, королева и без уведомления примет.
Хлопнул в ладоши. Когда появился Губов, велел:
– Тащи перо, чернила и бумагу.
Но князь вытолкал стряпчего вон.
– Не время комедию ломать, братец.
Положил на стол маленькую серебряную коробочку.
– Что это? – нагнулся к ней царь.
– Яд для тебя, государь. Византийский. Я его должен передать твоему повару Маляве. А надоумил меня в том твой верный гончий пес Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский.
На Александрову крепость вновь обрушился снегопад. На этот раз настоящий, зимний. Поднялся сильный ветер. Он носил над Слободой тучи из белых хлопьев и желтых листьев. В высокое окно кельи, где сидели Рюриковичи, ударилась