Ура! Я в Метрополе, хожу по министерствам собираю справки, разрешения, заявления и т.п. для выезда за границу. Главное не запутаться, сколько и кому заплатить госпошлин. Иностранное посольство почему-то отменило визовый сбор для наших граждан, и визы начали давать в день обращения. Что за бесхозяйственность и расхлябанность, подумал я. Заграницу я решил лететь на самолете. Да, дорого, но это был мой последний шанс полетать на самолёте – через полгода вводится налог на воздух. Этот налог будет применён как к людям, вдыхающим воздух, так и к технике, которая для работы его потребляет. Но на этом буду завершать своё письмо, ибо на передачу как устной, так и письменной информации у нас тоже имеется свой налог».
Во время чтения все падали со смеху под лавки, вспоминали кто молодость, кто детство, когда времена еще стояли несколько иные. По окончании раздались бурные аплодисменты и посыпались комментарии:
– Кто этот талант? Дайте его сюда! Расцелую!
– Отлично подмечено!
– Такое бы письмо да самому Правителю!
– Ну в точку! В точку!
– Вот же чертов сукин сын! Как тонко, мать его, как тонко!..
И смех. Всюду стоял искренний, громкий, безудержный смех. Смех простых крестьян, кто только и знает, что напиться после работы да посмеяться с подпольной газетенки.
– Ну, хватит, хватит, товарищи! Пора и честь знать! Дело-то важное. На чем мы остановились?
– На новом налоге, – подсказала Лия.
– Вы слышите, псы подворотные? Налоги обсуждаем!
– Нам надоело! – ревел кто-то в толпе.
– Знаю я вас, шакалы! Слушайте меня! Я думаю, мы терпели достаточно, чтобы поднять бунт. Сколько минуло лет с тех пор, как наши отцы пытались что-то изменить? Двадцать пять лет. Вы слышите меня? Двадцать! Пять! Лет! Теперь настала наша очередь постоять за наши семьи и детей, жен, дома и свои права. Наши отцы потерпели неудачу, но теперь мы, иное поколение, просто обязаны возвратить нашу землю, наши жизни. Мы должны сказать им, что мы такие же люди, как все они – все те, кто спит на пуховых перинах и ест из гребаной серебряной посуды. Мы должны сказать им, что мы не рабы. Мы люди, из той же плоти и крови, и мы хотим жить, а не выживать. Постепенно, спустя долгие годы, у нас отнимали все: сначала свободу слова, затем деньги, обесценили наше рабочее время, запретили покидать государство, беженцев возвращали с позором… И теперь у нас не осталось ничего – кроме семей и веры. Мы не обязаны умирать от безысходности. Но единственный способ донести до них эту мысль – устроить забастовку! Наш мел, глина, цемент – все,