К слову, двух в одно утро использованных источников оказалось предостаточно, чтобы немилосердно запутать Зою: ей были предложены весьма слабо сочетающиеся, если не взаимоисключающие толкования одного и того же ночного видения. Всю рабочую смену Зоя на нервах ожидала большой удачи и драматической ссоры с начальством. Удачей, собственно, стало уже то, что ни клиентам на голове безобразие не учинила, ни себе пальцы не отстригла, никак не выходило сосредоточиться, даже отпроситься подумывала, но знала, что заведующая, она же хозяйка, устроит целый спектакль с криками про вычеты из зарплаты, разглагольствованием о безответственности и о том, что на ней весь салон… Потом всё равно отпустит, не враг же себе, но терпеть несправедливость и выслушивать откровенную чушь у Зои не было ни желания, ни настроения.
К концу дня ручейки отдельных мыслей слились худо-бедно в мутноватый, однако, поток, и Зоя додумалась, что ей надо было самой на скандал с начальством нарваться, «по-взрослому», «с битьем горшков», чтобы с треском с работы выгнали, раз и навсегда. Такой исход – эврика! – как ни странно, законно мог бы считаться успехом. Зоя давно подумывала сменить место, и предложения ей поступали заманчивые – денежные, к дому опять же намного ближе, в любом случае, как ни взвешивай, с какой стороны ни смотри, – получше нынешней каторги под недреманным оком придирчивой, неблагодарной и капризной хозяйки. «Жадной», – добавила, когда уловила: что-то не назвала, забыла. Да вот беда… – ох уж этот бесов хомут, он же в миру – привычка… По всей видимости, с годами или голова становится больше, распухает от бесконечных забот и мыслей, или хомут скукоживается, усыхает, потому что тоже не вечен. Тесно и больно делается, если прыткость проявить и с задором дернуться, неосмотрительно, презрев опыт. По-другому сказать: неловко из этого хомута выбираться. В тот день Зоя свой шанс, очевидно, не использовала, порвала лотерейный билет, ограничившись беглой, поверхностной сверкой с таблицей. Ничего нового.
Подруг и приятельниц Зои, как нередко случается среди обычных женщин и почти повсеместно заведено среди жриц парикмахерского искусства, неодолимо тянуло судачить и сплетничать о чем и о ком ни попадя. Впрочем, лишь в этом мирке мир их увлечений не замыкался. Кроме прочего разного – семьи, готовки, родни и тряпок (последовательность выбрана по-мужски, желательная, то есть к жизни неприменимая) – этих королев расчесок, ножниц и бигуди манило таинственное, изотерическое, утверждающего кофейную гущу в роли источника знания. Прознав о неожиданных закидонах Зоиной памяти, ни дать ни взять в пику нехристианским затратам на сонники, женщины, окружавшие Зою, принялись рьяно и изобретательно утешать страдалицу: кто советовал травницу, кто экстрасенса, а кто – забабахать девичник, чтобы «разом мозги прочистились или совсем их вынесло на хрен!» При этом дамочки льстиво, по наитию