– Это и правда так ужасно?
– Справимся. Особенно теперь, когда все мы понимаем чуть больше. Медитации помогают. Опять же – снотворное на ночь… – он увидел, как голубые глаза наполняются слезами. – Эй! Ты чего? Ты плачешь?
Кира не сдержалась, и две слезинки одна за другой пробороздили дорожки на разрумянившихся щеках. Зло вытерев глаза, Кира отвернулась. Крэг шагнул ближе.
– Кира да что такое-то? Что я сказал не так?
– Все так. Просто я думала, что нравлюсь тебе!
– Боги! Кира, конечно же, ты мне нравишься!
– А как же сила?
– Кира, никакая сила не заставит меня поцеловать девчонку, которая мне безразлична!
Крэг сообразил, что дальнейшие слова бесполезны и шагнул ближе. Обнял, прижимая к себе, и едва слышно прошептал ей в самую макушку:
– Тин Хорвейг меня убьёт…
За спиной раздалось возмущённое покашливание. Тихий, чуть вибрирующий от едва сдерживаемого гнева голос нарочито спокойно произнёс:
– Молокосос, ты что себе позволяешь?
2.
Глафира почти не слышала, что говорит мать. В последнее время та как с цепи сорвалась стремясь во что бы то ни стало заполучить ребёнка от Защитника.
«Когда ещё такая оказия случится?» – беспрестанно талдычила она, будто Глафира не единственная дочь, а племенная корова.
Девушка не противилась. Покорно кивая, одевалась и молча выходила из дому, будто для того чтобы соблазнить другого Защитника, а на деле шла к купальням, куда в это время мало кто наведывался и, в отличие от овинов, было гораздо меньше шансов напороться на соглядатаев.
Нааррон, как всегда, ждал у большого валуна. Он сажал её на свою лошадку, и они вдвоём отправлялись в охотничью заимку, что в лесу. Брат Киры был нежен и страстен. И его ласки были совсем иными, чем у Защитника. Глафире нравилась его нежность, нравилось, как он превозносит её красоту. Она таяла в его объятьях, будто снег в апреле, растекаясь прозрачной лужицей, забывая, что скоро он уедет. Но девушка понимала, что дворянин по рождению вряд ли захочет жениться на простой деревенской девчонке, пускай и красавице. А потому ни на миг не забывала о своей главной цели. А мама? Ей необязательно знать, от кого родится этот ребёнок. Глафира была уверена, что Нааррон не оставит мать своего отпрыска, и сытная жизнь будет ей обеспечена. Девушка бредила столичной жизнью и видела себя наряженной в одно из таких платьев, какие она помогала надевать Кире, только ещё красивее, конечно же. Она ведь не деревенская охотница! И служанки. Они будут помогать, надевать эти платья. У неё обязательно будет красивый дом и слуги. Она же не станет вести хозяйство сама. А Нааррон? Нааррон, так и быть, пускай захаживает, даже если и женится на ком. Она ничего не имеет против.
– Ты слышишь, что я тебе сказала?
– Да мама, – ответила Глафира, хотя и не уловила ни единого словца.
– И чтобы домой до утра не возвращалась!
– Я все поняла, мама.
Мать говорила о предстоящем