Осака оказалась уже третьим городом в маршруте официальной делегации российского Сената: в Токио российских губернаторов и президентов (тогда их еще избирали, а не назначали из Москвы, да и в Совете Федерации они сидели по должности) принимал сам император, в Киото в их честь давала обед большая группа капитанов японской промышленности и финансовой индустрии. По дороге из города в город господа сенаторы тяжело напивались, неопрятно ругались, иногда слегка дрались. По утрам выходили к завтраку с больными опухшими головами и похмелялись почему-то исключительно виски Teacher’s: один халдей из группы сопровождения всегда имел с собой в портфеле пузатую литруху наготове. Члены высокой делегации ласково называли спасительный эликсир “Учительская горькая”.
Ящик этой же “Учительской” обслуга приволакивала за сенаторами на каждый официальный прием или протокольный ужин. Драгоценные сорта изысканных персиковых вин, подававшиеся японцами, на губернаторские организмы должного впечатления не производили. Некоторые из высоких гостей быстро приучились лихо занюхивать виски комком маринованного имбиря или ломтиком сашими из брюшка тунца. Глава делегации – председатель российского Сената, сам человек непьющий и глубоко положительный, – огорчался и сдавленно материл коллег.
Журналистов тут никто не стеснялся, так что опыт тесного общения с российской политической элитой набирался прямо-таки уникальный. Вдали от Родины их превосходительства рассупонивались до своего, так сказать, натурального вида.
К финальному этапу поездки – в Осаке – сенаторы передвигались уже совсем с трудом. И погружаться в ночную жизнь злачного квартала по берегам канала Дотомбори мы отправились всего-навсего втроем. Да и спутники мои быстро скисли. Лысого президента мы вскоре запустили в большой круглосуточный мегамаркет с недорогими шубами, кожаными плащами и “сейками” устаревших моделей; рыжебородого губернатора я посадил в такси и отправил обратно в отель, на очередное свидание с “Учительской”. А сам пошел вдоль канала вместе с хохочущей, гомонящей, наливающейся пивом толпой усталых после рабочего дня японцев, останавливаясь у каждой жаровни, у каждого котла, у каждого сладко дымящего очага, на котором что-то шипело и вертелось в чаду.
Вот с той ночи я кое-что знаю про японцев наверняка. Потому что увидел собственными глазами чудо этой лаконичной простоты, и с тех пор снова и снова повторяю за ними сам.
Знаю, например, что надо относительно небольшую семгу – скажем, килограмма на два или два с половиной – обмыть холодной водой, аккуратно и тщательно освободить от чешуи, коротко обстричь ножницами хвост и плавники. Затем острым ножом разрезать (вместе с головою) надвое вдоль хребта и раскрыть, как бабочку, сохраняя целой кожу на брюшке. Удалить хребет, жабры, внутренности и пленки, выщипать пинцетом застрявшие в мякоти ребра и прочие случайные косточки. Уложить такое филе кожей вниз