Ромеи и русичи, славяне, мадьяры, болгары и половцы, они все ненавидели рать печенежью. Невысокие, худорослые, чёрные печенеги на маленьких невзрачных лошадках появлялись незнаемо как, не знаемо как исчезали в степи. Что жены, что их мужья в бою бились одинаково. Черные стрелы черных луков метали в оседлых людей, ровно как рои осиных укусов, раня смертельно, что бабу с младенцем, что ратника пешего, что ратника конного.
Воевать с печенегом Русь не умела, воевать с печенегом Византия боялась.
И, вот когда печенег подступил почти к фемам, климатам (в нашем смысле, к предместьям города) уже Херсонеса, в степи появились новые люди, половецкие орды.
Половцы страха не знали! Не ведали даже, что это такое страх, и слова такого в лексиконе не знали.
Мощные орды ханов Боняка, Тугоркана, Итларя да Китаня Дикую Степь разделили, и в этой степи места не дали своим извечным врагам – печенегам.
Тугоркан завладел степью донской, Боняк – приднепровской. И Итларь, и Китань были землей не обижены. Степь принимала всех, буйная и бескрайняя: от Днестра до Иртыша, и за Яиком (ныне- р. Урал) места племенам буйных куманов нашлись.
Половец бил печенега, влекомый столетней враждой. Делить пастбища с кочевником-гузом, куда бы ни шло, но делить необъятную степь с вероломным худым печенегом быть не должно, и бысть невозможно. Союз с печенегом ради набегов на земли хазаров иль асов результатов не дал: печенег, прихватив ближнюю добычу, с поля брани всегда исчезал, оставляя половецкую рать погибать под ударом хоробрейших асов.
Не в крови у половцев предателем быть, предательству да прислуживать, и потому печенега половец гнал по степи вплоть до мадьярских степей…
Враг моего врага – мой временный друг! И потому, что русичи, что греки, а равно болгары с половцами мир некрепкий держали. Худой мир лучше доброй свары, и половцы с русичами некрепкий худой мир кое-как, но держали.
Союзники отчаяния
И наступил тот достопамятный одна тысяча девятьсот первый год.
Десять правил Комнин Алексей, десять лет прошло, как один, в борьбе и сражениях. Но тяжелее девяносто первого был только предсмертный год императора (Алексей Первый Комнин правил 37 лет с 04.04. 1081 по 15.08.1118 г.).
Тогда печенеги подступили к самой столице и почти миллионный город завыл. Страшнее черных рож печенегов были только рожи бесов и чертенят, так думало всё население. Народ взвыл и кинулся в ноги правителю своему, кинулся к базилевсу.
Алексей внял стону народа, стал кидаться за помощью, куда только мог, а иноди (иногда) куда и не мог: писал слезные письма на Запад, молил о подмоге, сетуя, что вражеская сила иконы, святыни, храмы сожжет. Что народ его падет под игом сельджуков и печенегов, что враги страшны своим видом и силой. Как прибрежный песок, так их было много. И, как песок поглощает оазис, печенеги могли поглотить оазис культуры, и веры святой, его Византию, и Константинополь. Язычники, значит, враги общие, враги веры.
«Спешите, спешите, со всем народом,