– Да уж, – согласился Родионов, – неудобное. Что это тебя так мамаша назвала? Мамаша, что это вы мальчика так неудобно назвали?
– Это не я его назвала, – неизвестно зачем сказала Маша. То ли потому, что ей хотелось перед ним оправдываться, то ли потому, что это была правда, – но хоть и не я, мне нравится имя Сильвестр. Сильвестр Петрович – красиво!
– Красиво, – согласился Родионов, – но не выговоришь, особенно с фамилией.
– Моя фамилия Иевлев, – похвастался Сильвестр.
– Позвольте, но Сильвестр Иевлев – это же… какой-то исторический персонаж, – удивился Родионов. – Из книжки или из… фильма…
– «Россия молодая», – подсказала Маша мрачно. – Так и есть. Оттуда. Не ожидала, что вы вспомните.
Родионов пожал плечами. Он как-то не подумал, что Маша имеет склонность называть своих детей именами исторических и литературных персонажей! Хорошо хоть не Петруша Гринев и не Александр Меншиков!..
– Как здорово, что вы меня забрали, – сказал Сильвестр Иевлев, и Родионову показалось, что он даже хрюкнул тихонько от удовольствия. От этого самого удовольствия Вест даже не спрашивал, почему он должен ехать с матерью и ее начальником «по делам». – И машина – класс! Прикольная такая! Это ваша, да? Я знаю, что ваша, мама на ней несколько раз приезжала, но меня никогда не возила.
– Сильвестр, ты к Дмитрию Андреевичу не приставай, – велела Маша Вепренцева строго. – Мы же договорились!
Родионов вдруг пришел в раздражение. Конечно, замечательно, когда за тобой ухаживают и от всего оберегают, но это решительно не означает, что нельзя разговаривать – или не разговаривать! – на свое личное усмотрение!
– Маш, может, я сам решу, можно ко мне приставать или нельзя? Я не сплю, и не болен, и вполне в сознании!
Она моментально замолчала и стала смотреть на дорогу.
– А правда мама классно машину водит? Даже такой здоровый джип!
– У этого джипа имя есть, – сказал Родионов небрежно.
– Какое? – заинтересовался Сильвестр.
– Не скажу, – почему-то ответил великий писатель. – Ты же первый раз на нем едешь!
Маша покосилась на писателя – объяснение было по меньшей мере странным, но Сильвестр, кажется, все понял.
– Мам, я есть хочу. У меня Паштет булку съел. Он не завтракал.
– Почему он не завтракал?
– У него мама уехала куда-то, он в школу сам вставал, представляешь? Ну вот и не завтракал.
– Понятно. Но есть нам все равно некогда.
И опять покосилась на великого. Великий ничего, не сердился. Почему-то ее очень смущало, что они едут втроем на машине, да еще разговаривают про булки и про Паштета, и что это тогда такое, если не вовлечение писателя и начальника в свою частную, никому не интересную жизнь?!
– Мам, а как же я до вечера?! Я есть хочу! С утра хочу. Как Паштету булку отдал, так и захотел!
– Сильвестр, замолчи, – шикнула Маша. – Сейчас приедем в издательство и чего-нибудь найдем. Там столовая есть.
Сильвестр засопел над ухом у Родионова. Столовая – это звучало как-то