***
Мираж растворился, и прежний вид
Вернулся: прохожие, грязь, окурки…
И он, изумлённый, в промокшей куртке
С батоном в руке на мосту стоит
И хлебные крошки бросает вниз,
Туда, где по льдине гуляют утки.
А в пробке на Невском гудят маршрутки.
С утра потеплело, и снег раскис.
Генеральская дача
Генеральская дача стоит за высокой оградой —
Ну, не любит хозяин себя выставлять напоказ…
Никого из чужих, а внутри тишина и прохлада.
И задёрнуты шторы от слишком внимательных глаз.
Вот и нынче на чёрной служебной машине подъехал,
Безучастно взглянул на гуляющий в шортах народ,
Ухмыльнулся собачьему лаю и детскому смеху,
И исчез во дворе за железом тяжёлых ворот.
А на улице август – палящее солнце в зените.
Отгремела гроза и куда-то бесследно ушла.
И ни облака в небе – лишь две размахрённые нити
Тянет ввысь за собой самолёта стальная игла.
Это лето окрашено в жёлтый, зелёный и синий.
Этим летом, похоже, не в моде другие цвета.
И на тысячу вёрст – одуряющий запах полыни,
И дождинки блестят на отмытых от пыли листах.
И пока не с руки вспоминать про снега и морозы,
Детвора по ночам залезает в чужие сады,
Над высокой травой пролетают шмели и стрекозы,
И срываются с веток созревшие к сроку плоды.
Если б людям почаще вдыхать ароматное лето,
Больше было бы счастья и реже бы грызла тоска…
Генерала нашли на ковре – с именным пистолетом,
В орденах и медалях, и с дыркой в районе виска.
Мёртвые поэты
В погожий полдень, посреди недели,
Купив пол-литра водки на обед,
Два гражданина в рюмочной сидели
И выясняли, кто из них поэт.
Один махал рукой: «Неправ был классик,
Считая, что прекрасен наш союз!
Я с ним принципиально не согласен,
И говорить об этом не боюсь!
А всё из-за колхозных менестрелей
И прочих рифмоплётов от сохи,
Что букваря ещё не одолели,
Но без стыда берутся за стихи!
Нигде от вас, невежд, спасенья нету,
Плебеи, графоманы, алкаши!
Увы, но лишь почившие поэты
Талантливы, умны и хороши!».
Второй сверкал глазами: «Осторожней!
Не распугай гекзаметром народ!
Не лезь в литературу с умной рожей,
Раскрепощённый нравственный урод!
Люблю принять на грудь, и не скрываю!
Но что с того, что я бываю пьян?
Зато моя поэзия – живая!
Её поют на праздник под баян!
А вы высокомерные эстеты —
Вам изъясняться внятно не дано!
Да, без сомнений, лучшие поэты
Наш грешный мир покинули давно!».
Мог