– Я не понимаю… – тихо сказал он.
– Ты успел слишком привыкнуть к тому, что все время сражаешься с воинами Гальбаторикса, которым нечего и надеяться стать тебе равными. Вот ты этим и пользуешься, не замечая, что в определенных обстоятельствах демонстрируешь явную слабость и невнимательность. Твои атаки слишком очевидны – тебе не следует полагаться лишь на грубую силу. И потом, ты стал как-то слишком вяло защищаться.
– А ты мне поможешь? – спросил он. – Будешь со мной фехтовать, когда у тебя найдется свободная минутка?
Арья кивнула:
– Конечно помогу. А если у меня не будет такой возможности, обратись к Блёдхгарму – он не хуже меня владеет мечом. Практика – вот единственное, что тебе сейчас нужно. Практика с достойными партнерами.
Эрагон уже открыл было рот, чтобы ее поблагодарить, но вдруг ощутил, что в его мысли пытается пробиться кто-то другой, но не Сапфира; этот другой был поистине огромен, пугающе огромен и полон некой чрезвычайно глубокой меланхолии и такой великой печали, что у Эрагона перехватило дыхание. На мгновение ему показалось даже, что померкли все краски окружающего мира. А потом он услышал, как медленно, глубоким голосом, словно говорить ему было трудно из-за собственной невероятной величины, золотистый дракон Глаэдр мысленно говорит ему:
«Прежде всего… ты должен научиться… видеть то, что у тебя перед глазами».
И голос тут же умолк, оставив после себя черную пустоту.
Эрагон изумленно посмотрел на Арью. Она, похоже, была потрясена случившимся не меньше, чем он; она ведь тоже слышала сказанные Глаэдром слова. У нее за спиной зашевелились и зашептались Блёдхгарм и другие эльфы, а на обочине дороги Сапфира вытянула шею, словно пытаясь разглядеть что-то в седельных сумках, привязанных у нее на спине.
Все они слышали, понял Эрагон.
Вместе с Арьей они вскочили и бегом бросились к Сапфире, но она сказала им:
«Он мне сейчас не ответит. Где бы он ни был, он оттуда вернулся, но, увы, пока что он не станет слушать ничего, кроме голоса собственной великой печали. Вот, попробуй сам…»
Эрагон, Сапфира и Арья, соединив свои мысленные усилия, попытались снова установить мысленную связь с Элдунари Глаэдра, спрятанным в одной из седельных сумок. Сердце сердец огромного дракона стало, похоже, еще крепче, но разум его был по-прежнему закрыт для проникновения извне, а душа казалась безжизненной и равнодушной, как и в тот день, когда Гальбаторикс убил его Всадника, Оромиса.
Эрагон, Сапфира и Арья пробовали взбодрить Глаэдра, вывести его из ступора, однако он обращал на них не больше внимания, чем пещерный медведь на жалких мушек, жужжащих у него над головой.
И все же Эрагона не покидало упорное ощущение, что равнодушие Глаэдра уже не столь всеобъемлюще, как прежде, особенно если учесть то замечание, которое дракон только что ему сделал.
Наконец все трое признали свое поражение и прервали мысленный контакт