Натянув алые перчатки, балетным шагом она выходит из подъезда, ее глаза закрыты, хотя бестия смотрит, никогда еще она не чувствовала себя отпавшей от мира.
Это чувство изоляции, неприятное ощущение того, что она пребывает намертво в центре какого-то геометрического круга, жило в ней, наверное, всю холодную весну 1974 года, пожалуй, только в ту первую зиму в Москве в ее сердце стыло что-то похожее на это чувство. За весну она еще несколько раз встречалась с Филиппом и Евой. Даже присутствовала на странном торжестве в каком-то третьесортном кафе-стекляшке, каковое с трудом можно было назвать свадебным. Но. Но все это происходило на периферии обледеневшего интереса. Ее живая горячая кровь осталась расколотой лужей там – в раковине – горстью лаковых осколков сургуча, сбитого с горла флакона из темного стекла. Но вдруг все разом переменилось, и она снова вернулась к жизни. В ту теплую июльскую ночь она возвращалась с дачи Ирмы, у которой не была почти год. Возвращалась на служебной машине, за рулем которой сидел разбитной зубастый малый. Лилит была порядком пьяна, взвинчена вечеринкой, где пила на брудершафт и целовалась с каким-то солидным незнакомцем на глазах обозленной Ирмы. Незнакомец сначала был весел, обходителен, а потом вдруг струсил и растворился среди гостей на веранде, он был, конечно, чей-то муж, Ирма пыталась ей что-то выговаривать, Лилит сделала вид, что не понимает, о чем речь, затем просто расхохоталась ей в лицо и уже в одиночестве выпила целую бутылку шампанского, запивая… коньяком. Обо всем этом она сейчас и рассказывала шоферу, пьяно смеясь и неосторожно приваливаясь к нему голым плечом. На ней было черное платьице от Славы Зайцева на узких бретельках. Лилит почему-то, против правил, уселась на первое сиденье, кроме того, она просто не принимала его за мужчину. Шофер служебной «Волги» из гаража Совмина. Вещь, слуга, стукач, лакей, носовой платок. Так же глупо и бездумно она принялась целоваться уже с ним, рискованно требуя, чтобы он прибавил скорость и даже отпустил руль. Малый руль не отпускал, рулил левой рукой, твердо мчал машину по ночному шоссе из Барвихи в столицу, а правой – крепко и нежно цеплял гибкую талию: он боялся спугнуть красивую пташку и инстинктивно