Гремела оглушительная музыка: играли рожки, звенели бубны, тамбурины, слышалось нестройное пение. Эмма не заметила, как оставила Атли далеко позади, пробираясь туда, где начались танцы. Отведав хмельной браги, она разрумянилась, глаза ее заблестели.
Молодежь танцевала у костров, подпрыгивая, притопывая и поднимая пыль, казавшуюся розовой в свете пламени. Хоровод сменился франкским танцем, когда все разбились на пары. Эмму сразу же увлек в круг черноволосый кудрявый парень – нормандский еврей. Второй танец Эмма плясала уже с норманном Кари – бородатым, хмельным, но отчаянно желавшим обучиться скакать на франкский манер.
– Ты оттопчешь мне все ноги, Кари, – смеялась, увертываясь, Эмма.
– Эх, Птичка, кабы ты ведала, как славно вновь видеть тебя, как славно воротиться домой!
Земля Нормандии уже стала для них домом… Вскоре рядом возник Атли.
– Погоди, Кари. Дай и мне разок сплясать с невестой.
– Клянусь копьем, ты счастливчик, Атли Нормандский, – уступая ему девушку, проговорил викинг. – Взял в невесты такую красавицу – истинную лозу покровов!
Эмма уже привыкла к иносказаниям варваров, к этой своеобразной поэзии. Смеясь, она положила руки на плечи Атли. Его прикосновения были нежными, он не сводил с лица Эммы блестящих глаз. Головное покрывало девушки сползло на плечи, волосы рассыпались, серебряные браслеты на запястьях позвякивали. Вся она, с головы до пят, казалась невесомой и звенящей.
– Красивее тебя нет никого во всей Нормандии!
«Ролло так не считает», – мгновенно промелькнуло в голове у Эммы, и сейчас же она отогнала мрачные мысли. Общее внимание ей льстило, веселье толпы возбуждало, как хмельное питье.
Внезапно она вздрогнула, заметив над толпой суровое костистое лицо конного воина. Возвышаясь в седле, он пристально смотрел на нее, насмешливо кривя тонкогубый рот. Рагнар Датчанин! Ее враг, насильник, свидетель ее позора и смертельного унижения! Датчанин кивнул ей и многозначительно погладил рукоять притороченной к седлу секиры.
Эмма метнулась прочь, не обращая внимания на оклики Атли. Пробившись сквозь толпу, она остановилась лишь у пристани, в темноте, среди сложенных штабелями смоляных бочек. Спрятавшись в их тени, она проглотила соленый ком давней обиды и боли. Нет, никогда не сжиться ей с чужаками-северянами, никогда не забыть первой встречи с ними!
В отблесках многочисленных огней тяжело катилась Сена, омывая грузные опоры старинного моста. Глыбы, из которых они были сложены, помнили еще времена римлян и казались вытесанными руками гигантов, которым стало под силу покорить мир, оставив о себе память на многие века.
Эмма смотрела на низкие мощные арки моста, вспоминая, как год назад точно так же стояла здесь. Тогда шел дождь, и вода во вздувшейся