Он все еще у камина, стоит в глубокой задумчивости. На улице хлопает дверца машины, доносятся жизнерадостные тоненькие детские голоса. Не успела. Не выставила его вовремя.
– Просто невероятно, – вдруг выдает он, – до чего же вы похожи! Вы на этом фото – и та девочка.
Он кивает в сторону окна, но я понимаю, что речь идет вовсе не о моей дочери, чей топот уже раздается на ступеньках.
– Просто мы обе рыжие. – Я отбрасываю волосы назад, чтобы скрыть растерянность. – Но она была моложе. И… ниже.
Потянув вверх замусоленную «собачку», Периваль застегивает куртку. Сует руки в карманы и направляется к выходу. Туфли вминают пастельный ковровый ворс. Остановившись в дверях, он изрекает нечто странное:
– «Злое дело родит тревогу злую». Уильям Шекспир.
– Теперь еще и поэзия… Вы сильны не только внешностью.
– Я хочу сказать – будьте осторожны. Только и всего. Будьте осторожны.
Суббота
Я открываю глаза. Филипп лежит рядом, крепко спит. Неподвижное, безмолвное забытье, равномерное дыхание. Единственный признак того, что он жив – слабый трепет пушинки на подушке у его губ. Никогда не встречала людей, умеющих так глубоко спать. И так же мгновенно просыпаться. Филипп – исключение. Наверное, это талант, дар. Минувшей ночью в два часа ему позвонили. Он уселся, прямой, будто палку проглотил, и десять минут обсуждал конвертируемые облигации, выстреливая в трубку цифрами, словно игральный автомат – монетами. Потом нажал «отбой», рухнул на подушку и сразу провалился в сон. Вы бы даже не успели произнести «диверсификационный рост», а он уже отключился. Меня, по-моему, даже не заметил. А я притворилась спящей.
Когда я вчера вечером позвонила Филиппу, он пообещал, что отменит ужин в «Зуме» и приедет пораньше. Но в этот раз подкачала я. На меня обрушилась жуткая усталость, такое же сильное изнеможение – разламывающее голову на куски, лишающее мир привычной резкости, – как это было после маминых похорон. И я уснула еще до возвращения мужа. Причем трижды. Сначала – во время чтения, рядом с Милли. Мы обе любим книжку «Ласточки и амазонки» Артура Рэнсома, но в ней столько мореплавания… Сухопутного жителя эти длинные описания мастерски убаюкивают. Когда я наконец выпуталась из пушистого розового кролика, мягкого одеяла, маленького теплого тельца и добралась до ванной, сон сморил меня прямо в благоухающей аромамаслом воде. Чудодейственную добавку вручила мне Клара после маминой смерти. «Полная релаксация», пообещала подруга, заменит таблетку снотворного или большой бокал вина (что не помешало мне все-таки пару этих самых бокалов осушить). Окончательно я покорилась усталости уже в постели, свернувшись калачиком и не успев скинуть с ног влажное полотенце.
И вот утро. Вчерашняя мигрень – с жутким лязгом перекатывающийся внутри головы шар для боулинга – никуда не делась. Немного помучившись, я зарываюсь щекой в подушку, пытаясь удержать этот шар где-нибудь в одном месте, и рассматриваю Филиппа. Он старше меня на два года, но выглядит моложе – ну где же справедливость?!