То ли от отчаяния, что служат в Калманке, этом богом забытом месте, летчики бы-ли там какие-то…. Потом еще вернусь к этому, сам потом таким стал.
Про Камбарова отдельно
Среди летчиков его звали Гарри Кемпбэл. (Майора Оськина за сходство с Винни-Пухом звали – Тучка).
Казалось, что он лицом похож на киношного американского пилота, ну и кликуху такую ему подобрали. Дочек у него было две.
Когда я уже инструкторил, произошло следующее. Все в эскадрилье Кемпбела подкапывают, что он слабак, сына не может сделать. И вот он, разозлившись, решается еще на одного ребенка, уговаривает жену, кладет сапоги под кровать, а портупею-под подушку и – вперед. Потом весь полк девять месяцев напряженно ждет каждый день новостей о ходе беременности. Напряжение достигает пика, когда Кемпбэл везет жену в Барнаул рожать. Всю ночь полк не спит, ждут утром счастливого Гарри, а тот приезжает, мрачнее тучи. Мы к нему. Что – девочка? Хуже, отвечает, – ДВЕ! Ну, теперь ты на колготках точно разоришься!
Погиб там же, в Калмании. Было такое упражнение – посадка с ИОД. Из зоны при-ходишь без движка, строишь заход, расчет, посадку. Излишек высоты гасишь скольжением на глиссаде. С земли страшно смотреть, как самолет раком, крылом вперед свистит вниз. Даже РП иногда не выдерживал и орал в трубу – Хватит скользить!!!
В Калманке.
Матрос, партизан Железняк
В моем первом экипаже был курсант Железняк Володя. У него в зоне упало давление масла в двигателе, он его выключил и пришел домой без движка. Причем РП скомандовал ему зайти с обратным стартом, так было бы ближе от зоны, а он хладнокровно обо-шел по кругу полосу, зашел и сел. Все на аэродроме пялятся в сторону обратного старта, а он в полной тишине садится в это время с нормальным посадочным курсом.
Самый трудный курс
Третий курс на Илах наша АЭ летала в Камне – на Оби. Любимый город моей юности летной! Меня, почему-то, перевели из родного классного отделения к Наумову в третью АЭ. Я не любил его, он платил мне тем же. Тугой был сержантик.
Вместо друга Женьки Дронова в строю рядом стал ходить Саня Белан. Витяп тоже остался в другом КО. Пришлось сходиться с новыми коллегами. Переехали в четырех-этажку, что стояла прямо напротив трибуны. Приезжаю из отпуска после полетов на вто-ром курсе, а на лестничной площадке стоит стол, за ним сидит лейтенантик сраный, голос визгливый, сам еще зеленый, как три рубля, и потрошит наши отпускные чемоданы на предмет обнаружения там недозволенных спиртосодержащих! Это нас—то потрошить, сталинских соколов!?
Это был знаменитый Лимон. Его не только я не принял, но и другие в большинстве своем. Так и мучились мы с ним все оставшиеся годы.
Ил – двадцать восемь – самый лучший самолет!
Эта