– Для человечества – конец. Так вот. В преддверии Конца света как раз и важно всем нам, всем людям, задуматься о вечной жизни, о том, какими мы предстанем перед Ним в день Страшного суда…
Я сама почувствовала, как нескладно, как жалко выглядят мои слова. Почему, когда говорит отец Евстигней, все так значимо и убедительно, а я снова запуталась, забыла, о чем хотела сказать.
– Мы не должны грешить… ради тех, кто придет следом за нами… ради…
– С грехами – понятно. А что мы должны делать? Все это время? Всю сотню лет?
– Не грешить… молиться… вести праведный образ жизни…
– Подробней, Кролик! Подробней!
– Соблюдать заповеди… Быть… честными…
– Я уже понял про то, какими мы должны быть. Ты скажи, Кролик, что именно мы, такие все из себя праведные, должны делать?
Отец Евстигней что-то говорил об этом… не так давно даже…
Нет. Не вспомнить. Хотя…
– Строить храмы. И молить Господа о прощении.
Мы остановились у перекрестка. На той стороне улицы утыкала маковки в небо нарядная церковь. Напротив отсвечивал рекламными щитами супермаркет. Над всем этим сплетали черные кляксы веток старые клены.
– Не туда смотришь. Ниже.
Ниже… да что там такого интересного? Тротуар. Люди. Машины.
– Смотри, сколько нас. Много, правда? И все разные… среди нас есть настоящие праведники. Они живут по заповедям и всегда готовы помочь в трудную минуту. И ты знаешь, большинство из них не имеет отношения ни к христианству, ни к религии вообще. Среди нас есть анархисты. Есть бродяги и профессиональные нищие. Солдаты… цыгане. Смотри, смотри, Кролик. Это не просто так. Видишь? Большинство попросту не верит, что вспышка будет. Кто-то ищет утешение в водке. Это только кажется, что их мало. Кто-то старательно не думает об этом. Но все они – живые. И только немногие похожи на тебя. Очень, очень мало…
– Одурманены религией? Прячутся от объективного мира за толстыми и надежными стенами монастырей?
– Кролик ты кролик… нет, конечно. У нас удивительная страна. Институт церкви за какие-то считанные годы стал инструментом правительства, «христианством по госзаказу», а никто и не заметил. Нет. Удав – это уж никак не церковники. Куда им.
Я вдруг вспомнила:
– А ты знаешь, что означает слово «списали?»
Он ничуть не удивился.
– Точно, конечно, не знаю, но догадаться могу. «Списали» – значит, пустили в общину. Дали возможность посвятить жизнь богослужению. Ты вспомнила того мальчика с арматуриной, так? Скорей всего, его мать оставила семью ради… более высокого служения.
– И кто же такой этот удав?
– Чего ты боишься?
– Окончательности. Бессмысленности. Пустоты…
Молчание повисло между нами – но не беззвучие. Какое уж тут беззвучие, в разгар весеннего дня! Воробьи орут, капли стучат по лужам. Шаги шуршат.
Я устала. Чего он от меня хочет? Почему не оставит в покое?
– Ярослав,