Так он сидел долго, и мысли его были настолько заняты Кристин, что он вздрогнул, когда сидевшая напротив женщина заговорила с ним.
Ее занимали вопросы совсем иного свойства.
– Сюзен наказывала, чтобы ей не давали хлороформа, если это может повредить ребенку. Она страх как хочет этого ребенка, доктор. – Старые глаза вдруг потеплели, и она добавила тише: – Да и все мы так же хотим его.
Эндрю с трудом стряхнул с себя рассеянность.
– Наркоз не принесет никакого вреда, – сказал он ласково. – Оба будут живы и здоровы.
С верхней площадки раздался голос повитухи, звавшей его. Эндрю посмотрел на часы: они показывали половину четвертого. Он встал и пошел в спальню. Пора было приступать к делу.
Прошел час. Борьба была длительна и жестока. Наконец, когда первые лучи зари скользнули в комнату из-за неровного края шторы, ребенок родился – бездыханным.
Дрожь ужаса пронизала Эндрю, когда он посмотрел на неподвижное тельце. После всего того, что он обещал родным! Его лицо, разгоряченное от усилий, вдруг похолодело. Он стоял в нерешительности, колеблясь между желанием попробовать оживить новорожденного и необходимостью заняться матерью, которая и сама была в опасном состоянии. Дилемма была так трудна, что он не мог по совести решить ее. Инстинктивно, жестом слепого, передал он ребенка повитухе и занялся Сюзен, которая лежала на боку без сознания, почти без пульса, еще не придя в себя после эфира. Эндрю делал отчаянные усилия, бешено торопился спасти ее.
В одно мгновение он разбил стеклянную ампулу и впрыснул ей под кожу питуитрин. Затем отбросил шприц и начал приводить в чувство лежавшую неподвижно женщину. Несколько минут прошло в лихорадочных усилиях – и сердце ее забилось сильнее. Эндрю видел, что теперь можно отойти от нее, не опасаясь за ее жизнь. Он резко обернулся. Он был без пиджака, волосы прилипли к мокрому лбу.
– Где ребенок?
Повитуха испуганным жестом указала под кровать, куда положила ребенка.
В одно мгновение Эндрю опустился на колени. Пошарив среди промокших газет под кроватью, он вытащил оттуда ребенка. Это был мальчик, прекрасно сложенный. Вялое, но теплое тельце его было бело и мягко, как сало. Перерезанный впопыхах пупочный канатик висел, как сломанный стебель. Кожа была прелестного оттенка, гладкая и нежная. Головка болталась на тонкой шее. Руки и ноги казались совсем бескостными.
Не вставая с колен, Эндрю смотрел на ребенка, свирепо хмурясь. Мертвенная белизна могла означать только одно: здесь налицо Asphyxia pallida. И, сверхъестественно