А.К.: Очень фирменная советская передачка.
Е.П.: И все это я с помощью журналиста какого-то передал Василию Павловичу. И Вася с восторгом принял подношение и в сапогах кирзовых, как он мне рассказывал, бегал! Ты представляешь? Он же полжизни бегал по утрам. Подворачивал голенища и бегал, и ему дико завидовали, его хипповости, американские студенты. В каких-то бегает не в кроссовках, а в странных русских ботинках…
А.К.: А еще надо бы вспомнить про стиль старого Аксенова. С возрастом Аксенов перестал быть просто стилягой, а, как ему и подобало, стал пожилым элегантным профессором американского университета, никаких следов от советского стиляги не осталось, жизнь сломала стилягу, и стал он профессором. Он стал носить довольно дорогие, чрезвычайно солидные, а не только элегантные костюмы, он стал по странной прихоти повязывать или не повязывать галстук, он стал безумно элегантным. Но стиляга – это была принадлежность к некоторому клану, и молодой Аксенов вполне принадлежал к клану стиляг, вполне. Посмотри на знаменитую его фотографию, где они с Лешей Козловым. В Коктебеле сидят два стиляги, два длинноволосых стиляги конца шестидесятых годов, август шестьдесят восьмого года, вот сейчас танки в Прагу пойдут… А посмотри на фотографии Аксенова последних лет! Это уже не один из стиляг, это Аксенов и никто больше, он ни на кого не похож. Он стал настоящим денди, он стал по-настоящему зрительной индивидуальностью, он стал элегантен, как только Аксенов и никто больше. Я помню его очень странное приобретение, и таких новелл можно бесконечно навспоминать… Он приехал в Москву зимой, а зима было довольно холодная даже для Москвы. У него была дубленка, но он ее где-то оставил там, в Биаррице или в Америке. В общем, в результате у него здесь не было теплой одежды, была какая-то курточка. И он пошел в ГУМ, ставший уже бешено дорогим универмагом, дороже какого-нибудь «Мэйсис», и купил бешено дорогое пальто, просто пальто демисезонное, светло-серое…
Е.П.: А, я помню, да.
А.К.: Которое было скроено как шинель, и он его и называл «шинель», видимо, вспоминая историю своего пальто из шинельного отреза, которое он купил в комиссионке на Невском. Из рассказа «Две шинели и Нос»… И в этом пальто он ходил до самой, можно сказать, смерти, года три. Раньше ему в голову не пришло бы такое купить, потому что такое никто не носил. А теперь никто, кроме него, не носил, а он носил… И однажды вдруг появляется он зимой, снимает эту «шинель» и оказывается не в пиджаке, не в свитере, хотя он вообще одевался, после того как уехал в Америку и в Вашингтоне там нажарился, очень тепло…
Е.П.: Тепло, да. Обязательно жилеточка была…
А.К.: Ему в России было холодно всюду и всегда. Он обязательно носил вязаную жилетку под пиджак… А тут он оказался под шинелью в одной рубашке. Я говорю: «Вася, чего