В декабре 1999 года я впервые иду на праздничную вечеринку в «Галеон». Ее проводят в ярко освещенном ресторане в Мидтауне. Декору и столам несколько десятков лет. Вероятно, это место было крутым где-то четверть века назад. Персонал выглядит как актеры из фильма «Кокон».[51] «Меня уволят», – говорит Жанин. Это она планировала вечеринку и наняла артиста. Экстрасенса. Интересно, сможет ли он рассмотреть подавленное настроение всех присутствующих? Я сижу за одним столом с Жанин и Салли, задиристой свободолюбивой девушкой, в задней части зала. Салли – ассистентка Жанин. Они обе мне и правда нравятся. Мы могли бы просидеть и проболтать о всякой фигне всю ночь. Гэри подходит к нашему столу, и мой желудок сжимается. Он начинает задавать вопросы типа: как закрылся сегодня рынок? как торговался «Майкрософт» после звонка к закрытию? сколько пунктов дают за акции «Джайентс»?[52] Он даже не дает мне шанса ответить, просто выкрикивает эти вопросы своим писклявым плаксивым голосом. Он уже сам знает все ответы. Я ерзаю на стуле. Жанин и Салли закатывают глаза, когда Гэри не смотрит.
«Давайте выпьем по шоту текилы, – говорит он и подзывает официантку. – Восемь шотов текилы, – рычит мой босс. За столом только четверо. Он смеряет меня взглядом. – Я дам тебе восемьсот долларов, если ты сможешь выпить все восемь шотов, – заявляет Гэри. Сначала я не понимаю, шутит он или говорит это всерьез. Я выпрямляюсь и изображаю уверенность в себе. – Я серьезно. Восемь шотов. Восемьсот баксов. Но если тебя вырвет – ты проиграл». Официантка приносит поднос, на котором стоит восемь шотов текилы Patron и восемь кусочков лимона. «Нам не нужны лимоны», – говорит он. Я чувствую себя загнанным в угол, чувствую, что не могу отказаться. Это всего лишь шоты, а восемьсот баксов мне бы пригодились. «Все сюда», – кричит Розенбах.
И вот я начал. Один шот, второй, третий, четвертый и пятый. Шестой вызвал у меня слезы, а от седьмого я поперхнулся; я чувствую, что температура моего тела ползет вверх. Когда я беру восьмой шот, я чувствую, что текила течет у меня изо рта. Толпа начинает скандировать мое имя, звучит это так, как будто мы на игре «Рейнджеров».[53] Я стою, а пол двигается. Я собираю волю в кулак и подношу восьмой шот ко рту. Прикончив его, я падаю на диван с глухим звуком, и комната просто взрывается от смеха. Розенбах вырывает чек на восемьсот долларов из своей увесистой чековой книжки и кидает его на пол к моим ногам. На коленях я подбираю чек. Я пьян просто в стельку.
На следующее утро я, отекший, потрепанный и униженный, пробираюсь к своему столу. Похоже, похмелье только у меня. Мне нужен кофе. Розенбах сидит на кухне. На столе перед ним стоят коробки с пончиками с джемом – подарок от какого-то брокера. Он разламывает один из них напополам, засовывает половину в рот и говорит: «Я дам тебе восемьсот баксов, если ты съешь восемь