«А она изменилась. Стала интереснее, привлекательней, что ли?» – отстранённо отметил Чуркин.
Жена молча смотрела на Чуркина, потом резко поднялась и снова нервно заходила по комнате.
– «…взволнованно ходили Вы по комнате…» – продекламировал Чуркин.
– Ты откуда взял, что мы с Георгием… живём?
– Да будет тебе невинность-то корчить… Как сказал Райкин, «есть люди, которые чувствуют себя хорошо, когда другим плохо»… Твоя лучшая подруга, Светка Лукьянова, «обрадовала». Она недавно здесь «в самоволке» была. Вчера улетела.
– Понятно… Она часто сюда мотается… К любовнику…
Она помолчала, подозрительно посмотрела на Чуркина и осторожно спросила:
– Говорят, что и Катерина сюда прилетала? – и испытующе посмотрела на Чуркина.
– Понятия не имею. – «Честно», даже не покраснев, соврал Чуркин.
– Да, кстати, – елейно-ласково, с расстановкой, начала жена – Говорят, твой любимый директор с новой, молодой, женой сюда приехал, да и Главный механик – тоже… Только не думай, что и вы с Катериной тут уютное гнёздышко совьёте: она замуж неделю назад вышла! – торжествующе и зло, как будто поставив точку, закончила она.
Чуркин чудом не вздрогнул от этого неожиданного, подлого удара, немного помолчал и, почти равнодушно, тихо произнёс:
– А мне-то, какая печаль? Тыщи дураков за день женятся, выходят замуж, разводятся… – и, мстительно, будто тоже ставил точку, добавил: – и трахаются…
Жена вскинула на него глаза и, тут же опустив их, отошла к окну. Она молчала. Молчал и Чуркин.
Он снова пропускал через себя события двухнедельной давности…
…Они расстались с Катериной у его станка, договорившись встретиться после работы около кинотеатра «Космос».
Они сходили в кино, долго сидели в кафе, болтая о всяких пустяках и подтрунивая друг над другом. Потом он проводил её до гостиницы, и она пригласила его к себе.
Они стояли на балконе седьмого этажа. Здесь она опять ласково и доверчиво прильнула к его плечу. Он снова ощутил шелковистость её пшеничных волос, тепло и упругость её груди. Он боялся шевельнуться. Боялся ненароком спугнуть это неописуемое ощущение блаженства. Они молча смотрели на открывшиеся дали Севера с извилистой, будто позолоченной от заката, лентой реки, теряющейся в дали бескрайней тайги. Солнце давно закатилось, но было светло, словно днём, и все цвета приобрели мягкие, пастельные, тона, присущие только этому времени года, когда наступают белые ночи, только на этих высоких широтах.
Наконец, Чуркин осторожно освободил руку, которая обнимала Катя, и нежно обнял её за плечи. Глубоко вздохнув, Катя уткнулась ему в грудь лицом и еле слышно прошептала:
– Санчо, возьми меня замуж, а?.. Я так тебя люблю… – и она подняла на него взгляд, полный невысказанной боли и слёз.
– Я…Котёнок… согласен… Я тоже тебя… люблю. Очень люблю, Катюша! – чуть не задыхаясь от волнения, тоже шёпотом произнёс