Но уже было ясно, что эту тварюгу ненаглядную я буду любить, холить и лелеять, чего бы это мне ни стоило.
Только за обедом он вдруг спросил:
– Ниэсс, а что было вчера?
– Как?
– Что было вчера? Я не помню.
– То же, что позавчера. То же, что сегодня.
Кое-как мы съехали с этой темы, не без новой порции уязвлений с его стороны. Всё было по плану. Конечно, он не мог со временем не обратить внимания на некоторые странности, но у нас была подготовлена версия, к которой, ради вящей убедительности, надо было подходить постепенно. У него были небольшие размытости в памяти, но всё списывалось на последствия автокатастрофы, в которой он якобы пострадал, отсюда же и болезнь желудка.
Вот так и пошло-поехало. Наш маленький дом-ностальжи из натурального дерева густо, медово наполнился счастьем. Оно было настолько в порядке вещей, что мы переставали его замечать. Словом, всё было как раньше. Даже ругань – куда ж без нее? Наверно, мы нарочно время от времени устраивали себе эти гонки, нарочно и понарошку, чтобы на самом деле такого не было. На самом деле такого и не бывало. Поймите правильно, всё выходило всерьез, до собирания вещей и, как уже упоминалось, хлопанья дверями (отдельным пунктом). Спустя какое-то время начиналось кружение по дому с неявной целью случайно встретиться, попереглядываться, повздыхать – и с этого, как правило, начинался хэппи энд.
Однажды он ворвался в мой кабинет с воплем:
– Что это, Ниэсс? Я сошел с ума?
В его руке трепыхался листок бумаги, исписанный его собственным – моего Хайле – почерком:
Тебя моим ожогом жжет и бьет моим ознобом.
Я умираю третий год, и мы устали оба.
Я верил: проще и нежней мы станем на прощанье,
бесценных предпоследних дней прозрачное звучанье
не исказит ни окрик злой, ни раздраженный шепот.
Двуручной ржавою пилой нам стал последний опыт.
И наболевшись чувства спят, как нарыдавшись – дети.
Я говорил, что без тебя не стану жить на свете.
И я тебя не обманул. Но смерти ожиданьем
я разделил одну вину – на два страданья.
И скоро кончится одно с моим последним сроком.
Тебя не обманул я, но – но предал ненароком.
И вот, за то, что буду жив и виноват недолго,
я стал капризен, зол и лжив, но, знаешь, – ненадолго.
И будешь ты уже не мной когда-нибудь утешен.
Но покидая путь земной, я снова стану нежен.
И мы тогда