Снова в академии
Но вот настал день, когда я явился перед ясными (не очень) очами самого генерал-лейтенанта Орехова, начальника всех кадров Военно-Воздушных Сил всего Советского Союза – человека жестокого (в чем я позднее убедился), перед которым трепетали все те, кто вынужден был иметь с ним дело.
Огромный темноватый кабинет в огромном здании на Пироговской улице. Строгая, очень дорогая мебель. Когда я вошел, какой-то полковник стоял, склонившись над столом. Оказалось, это и был «начальник отдела руководящих кадров», к которому я был командирован. Он как раз докладывал мое «дело». В отличие от принятого порядка, оно мне не было вручено в опечатанном виде при моем отъезде из дивизии, а было отправлено в Москву фельдпочтой. Этим и объяснялась задержка моего приема у высокого начальства – оно должно было иметь время разобраться в моем «деле». Рядом с моим делом лежала какая-то бумага, в которую полковник тыкал пальцем. Доложившись о прибытии, я стал навытяжку. Генерал перекладывал бумаги и что-то бурчал под нос, задавая малозначимые вопросы, и в конце разговора сказал: «Будете работать в отделе главного референта главкома. У Вас хорошие аттестации. Знаете и любите ракетную технику. Это сейчас нужно». И все!
Пока я стоял по стойке смирно, мои глаза ели не начальство, а ту самую бумагу, которая лежала около дела, была ему явно посторонней, и в которую полковник тыкал пальцем. Тогда мое зрение было несколько лучше, чем сейчас, и я разглядел на ней гриф: «Министерство сельскохозяйственного машиностроения». Так называлось тогда то министерство, которое во время войны проектировало и производило ракеты. Это возбудило мое любопытство, и я постарался прочесть текст, что было, конечно, невозможно. Но кое-что я все-таки увидел. Первое – письмо было адресовано главному маршалу авиации Вершинину, тогдашнему главкому. И второе – через всю страницу размашистым почерком было написано красным карандашом: «Использовать в центральном аппарате». И подпись – Вершинин.
Итак, моей судьбой распорядился главком. Отсюда и прием у самого Орехова, который редко кого удостаивал личной беседы, и необычность процедуры отправки «дела». Больше тогда я ничего не понял и не узнал.
Отдел, куда меня направили работать, – большая комната, и в ней несколько полковников или подполковников. Даже майоров не было. А я всего лишь капитан. Мой начальник, тоже полковник, сказал, что мне очень повезло: служба здесь «не бей лежачего», а штатные звания высокие – это не дивизия! «И как тебя взяли? Видно, рука сильная», – добавил он без всякой иронии и даже с некоторым почтением. И впоследствии ко мне относился вполне доброжелательно, но все-таки с некоторой опаской, ибо ему было действительно непонятно, как это капитан, да еще из строевой части, мог здесь оказаться.
А на самом деле все было совсем не так, как об этом думали мои новые сослуживцы. Сам я узнал о том, как произошло мое назначение, только через несколько